На родине Диогена. Из книги воспоминаний

Важный жизненный урок преподал мне Ясер Сейраван. До нашего переезда в США он долгие годы был, бесспорно, сильнейшим шахматистом страны. Уже потом мы будем много лет конкурировать с ним за лидерство в национальной сборной.

В первенстве США 1999 года мы сойдёмся с ним в полуфинальном матче. В тот раз выиграл я и завоевал титул чемпиона. А на следующий год он выиграл у меня партию последнего тура и за счёт этого поделил победу в турнире.
В отличие от многих американских гроссмейстеров, Ясер обладает открытым и весёлым нравом, расположен к людям. Объясняется это, возможно, тем, что его не столь сильно, как других, заботит проблема пропитания на тощих хлебах американского шахматного профессионала. Успех делает людей лучше.
Отец Ясера — сириец, обучавшийся физике в Англии. Вернувшись со своей женой-англичанкой в Сирию и родив там двоих сыновей, отец понял, что совершил ошибку. Семье удалось ускользнуть из Сирии, и Ясер рос в США, в Сиэтле.
Один его рассказ напомнил мне историю о Моцарте и чёрном человеке из «Маленьких трагедий» Пушкина.
В 1979 году Ясер победил в чемпионате мира среди юношей. Вскоре в дверь их дома в Сиэтле постучал человек в чёрном, представился посланцем саудовского принца и спросил разрешения у Ясера, поскольку тот стал селебрити, исследовать его родословную, видимо, на предмет поиска королевских кровей. Разрешение было получено. Через пару недель чёрный человек появился вновь и сообщил Ясеру, что дело плохо…
В этот момент рассказа Ясер громко расхохотался.
История его происхождения оказалась такой: у арабов, мы это знаем из Торы, как и у евреев, было двенадцать колен. Через известные промежутки времени вожди двенадцати арабских племён съезжались для обсуждения их национальных проблем. Однажды на такую встречу пришла женщина с младенцем и попросила вождей благословить её сына. Внезапно один из лидеров племени потребовал немедленно убить ребёнка. Насилу коллеги его остановили. Конечно, став взрослым, тот младенец оказался Магометом. «И вот, — завершил свою историю, лучезарно улыбаясь, Ясер, — я оказался из племени этого “неправильного” вождя!»
На первой из девяти олимпиад, на которых я играл за американскую команду, — в Салониках в 1988 году — первым номером был Ясер, я — вторым. Мы с женой Аней — она возглавляла женскую американскую команду — прибыли в Грецию за несколько дней до начала олимпиады, чтобы посмотреть Афины.

Древний город мне запомнился не столько Парфеноном — тот оказался таким же, как в кино, — сколько стадами бездомных кошек, мечущихся по археологическим паркам. Да ещё архитектурными симбиозами: церквями, перестроенными из мечетей, созданных, в свою очередь, на основе античных храмов.
Как мы жили без Интернета?! В 1988 году было невозможно выяснить, какая погода стоит в ноябре в Салониках. Я решил, что, раз Диоген жил на базарной площади в бочке, в Греции должно быть всегда тепло. Но, может быть, у Диогена на зиму было другое жильё. Или по крайней мере бочка с утеплителем. В Салониках дули пронизывающие ветры, было неуютно. Впрочем, гостиница «Македония», в которой размещали участников ведущих команд, оказалась хорошей. Под окнами плескалось Эгейское море, по набережной было приятно гулять. В окна со стороны моря лился ободряющий свет.
Увы, на следующий день после прибытия — олимпиада ещё не началась — организаторы сообщили американским шахматистам, что наша федерация решила сэкономить и готова оплатить нам лишь гостиницу подешевле и похуже. Мы перебрались в центр города, в обшарпанный отель с потоком мчавшихся под окнами машин.
Было обидно: мы представляли вроде бы не самую бедную страну в мире. Боевой дух, позволивший нам вырваться из СССР, ещё не выветрился в нас, и Аня призвала команду к бунту. Она предложила заявить федерации, что, если та не оплатит нам достойной гостиницы, мы откажемся представлять её. Этот призыв нашел поддержку и в мужской, и в женской командах. Ждали Ясера, который находился где-то в Европе и в отличие от нас всех не нуждался в привыкании к разнице во времени с Америкой — он появился к самому открытию олимпиады.
По прибытии Сейраван сразу отмёл предложение бунта. «Не вижу проблемы», — заявил он и велел капитану американской мужской команды Джону Доналдсону, с которым Ясера с детства связывала дружба, соединить его с организаторами.
«Говорит гроссмейстер Сейраван из американской команды, — начал он телефонный разговор. — Мы возвращаемся в гостиницу “Македония”». И в ответ прозвучало: «Американская федерация вам её оплатит. Я гарантирую».

Распаковавшись по новой в «Македонии», мы опять собрались в штабном номере Доналдсона, где Ясер дал новое распоряжение капитану: «Теперь свяжись с федерацией и сообщи им, что новая гостиница оказалась непригодной и мы вернулись в прежнюю. Надо решать проблему оплаты».
Компромисс был найден. Мы сэкономили деньги федерации, отказавшись от еды, которой снабжал нас отель. Ещё на олимпиаде в Буэнос-Айресе 1978 года, где я играл за советскую команду, я заметил, что за деньги, заплаченные вперёд, кормят, как правило, неважно. Так было и в Салониках.
Мы с Аней нашли неподалёку от отеля маленькую харчевню, в которой мы указывали повару, какую из недавно выловленных в Эгейском море рыб нам пожарить. Вместе с греческим салатом, в котором овощи перемешаны с козьим сыром, это составляло чудесный обед.
Я понял, что в моём новом мире нужно не протестовать, не требовать, чтобы кто-то нашёл для тебя решение, а решать самому. Ты свободный человек, всё зависит от тебя.
Вскоре мы опробовали открывшуюся мне истину. Результат получился неоднозначный.

Не совсем любовный роман
Вернувшись в отель «Македония», мы оказались в центре социальной жизни олимпиады. Однажды к нам в комнату зашёл Гена Сосонко, игравший за голландскую команду. Эмигрировав в 1972 году, он выигрывал первенства Голландии, престижные международные турниры. В те годы ему ещё только предстояло стать замечательным шахматным писателем, но необходимой писателю наблюдательностью он уже обладал.
«Почему ваш капитан Джон Доналдсон не отходит от доски Лены Ахмыловской?» — спросил он нас с Аней.
Лена Ахмыловская, выступавшая за советскую команду, была одной из сильнейших шахматисток мира, за два года до описываемых событий даже играла, правда, неудачно, матч на первенство мира с Майей Чибурданидзе. Лена была сверстницей и старой подругой Ани. Из-за сходства в звучании фамилий Ахшарумова — Ахмыловская их путали. После моей женитьбы, видя меня с Леной, люди подходили, чтобы поздравить нас.
Аня отправилась к Ахмыловской на «дознание».
«Да, у нас было что-то вроде романа. Мы даже были близки пару раз…» — сообщила Лена.
Мне это её признание не понравилось. Нет, это определённо не походило на любовь. Тем не менее Аня спросила Лену: «Так, может, тебе выйти за Доналдсона замуж?»
Ахмыловская была замужем первым браком за тбилисским хулиганом Вовой Петуховым. Во время командного первенства СССР 1982 года в Кисловодске я имел удовольствие побродить по горам в обществе Лёвы Псахиса и Петухова. Истории, которыми баловал нас Ленин муж, были колоритными.
Брак Лены с Вовой оказался неудачным. Во-первых, тот обижал ее. Стоило Лене спросить мужа, что за девица ему звонила, как немедленно следовала оплеуха, жаловалась она Ане.
Во-вторых, не успевала Лена получить приз, а играя в те годы очень успешно, она завоёвывала хорошие, по советским меркам, призы, как Петухов тут же проигрывал его в какие-то игры.
К моменту олимпиады в Салониках Лена была близка со своим тренером Жорой Орловым из Молдавии. Но предложение Ани охотно приняла. Джона не пришлось уговаривать: он был влюблён в Лену и охотно согласился на брак с ней.
У меня вся эта интрига, впрочем, вскоре начала вызывать большие сомнения. Лене определённо нравился невольно породивший всю эту историю Гена Сосонко. Ещё на олимпиаде в Буэнос-Айресе, где мы с Леной за десять лет до того играли за советскую команду, она стянула со стенда фотографию Гены. Каково будет Джону жить с женщиной, сердце которой определённо занято другим?

Я попробовал отговорить Лену от этого мероприятия, живописуя трудности, с которыми она столкнётся в американской жизни.
«Мне, если вернусь в Россию, останется только повеситься», — обрисовала свои не столь радужные перспективы невеста. Деталей я не знал и найти довод против столь сильного аргумента не сумел. Неудачные любовные истории вызывают в людях сочувствие и желание помочь.
Симпатичный американский консул в Салониках скрепил печатью новый брак. «Молодожёнам придётся ехать в Афины и там ждать американской визы для Лены», — заявил он мне на совещании в консулате. Почему-то я был признан экспертом по советской жизни и участвовал в «определении» следующих шагов интриги. Здоровенный цэрэушник из-за спины консула делал мне знаки: мол, ни в коем случае не соглашайся. Я не согласился. После совещания он объяснил мне: советская агентура в Греции очень сильна, и Лену могут выкрасть. Я этому охотно верил. Салоники были увешаны в те дни плакатами к готовившемуся грандиозному коммунистическому митингу. На плакатах были обнимающиеся Сталин и товарищ Энвер Ходжа, к тому времени тоже покойный коммунистический диктатор Албании. С такими героями в Греции могли бы найтись люди, готовые помочь КГБ похитить невозвращенку.

В центе Борис Гулько с женой Анной Ахшарумовой

Приняли иное решение: отправить Джона и Лену во Франкфурт. Там ждать визу будет безопаснее.
Исчезновение Лены из гостиницы было назначено на вечер свободного от игры дня. Аня отправилась с Леной забрать сумку с кое-какими вещами. Тащить весь чемодан не решились. Номер хорошо известного шахматистам полковника КГБ Кулешова, прибывшего с командой, располагался у лифта, дверь в номере всегда была открыта, и Кулешов видел, кто, когда, куда и с кем уходит или приходит.
К счастью, в свободный день Кулешов с руководителем советской делегации на олимпиаде, человеком наверняка из той же организации, что и Кулешов, по каким-то своим надобностям отправился в Афины. Дверь номера у лифта была закрыта. Я ждал развития событий в нашей комнате. Вскоре позвонила Аня и почему-то шёпотом попросила вызвать такси.
Мы прибыли к указанному нам особняку. Из-за колонны появился скрывавшийся за ней цэрэушник. Было решено, что ночь Лена и Джон проведут за городом, в надёжном месте.
Мы приехали в дом к необыкновенно красивой женщине по имени Сара. До войны и Холокоста евреи составляли 70% населения Салоник. Сара оставалась, возможно, последней из них.
Рано утром следующего дня обе американские команды, мужская и женская, в полном составе прибыли в аэропорт, на случай если придётся отбивать Лену от агентов КГБ. В почти пустом зале мы увидели толстого господина с сигарой и собачкой. Он выглядел точно так, как должен выглядеть работник ЦРУ. Подойдя ко мне (откуда-то он знал, кто у нас главный), толстяк сообщил, что агентов КГБ в аэропорту нет. Человек этот мелькал среди собиравшихся пассажиров до времени отлёта, уже без собачки. Кто-то из шахматистов предположил, что собачку он спрятал в карман.

На этом завершается авантюрная часть романа и начинается печальная. Вскоре после переезда Лены в Америку туда же прибыл и Петухов, с которым Лена, оказывается, официально разведена не была. Можно ли её в этом винить? Как развестись с человеком, который, если что-то не по нему, может головой в печень или кулаком в лицо? Впрочем, Петухов к Лене в Сиэтл не поехал, а открыл два мебельных магазина в Нью-Йорке. Подсобных рабочих для магазинов он вывез из Грузии. Один из них Петухова и убил. Почему — не знаю.
Лена в Сиэтле чувствовала себя одинокой, несчастной и жалела о своём побеге (я прочёл в Интернете об этом в её позднем интервью для красноярского журнала). Через какое-то время к ней приехал её тренер Жора Орлов. Она ушла от Доналдсона и вышла замуж за Орлова.
Дружеские отношения Ани с Леной в Америке охладели. Мне кажется, Аню расстроило, что брак Ахмыловской с Доналдсоном оказался чисто деловым. К сожалению, в 55 лет Лена умерла от рака мозга.
Не принесла счастья эта история и Джону Доналдсону, парню славному и доброжелательному, каким и должен был быть сын директора филадельфийского зоопарка. Нам было совестно перед Джоном, которого так расчетливо использовали. Я, сожалел о невольном своём участии в «контрабанде» Лены в США, в этом печальном и не совсем любовном романе, вспоминая фразу Лермонтова из финала его «Тамани»: «И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов?»

Борис Гулько. Путешествие с пересадками. Три книги воспоминаний
397 страниц, включая фотографии. Очерки о чемпионах мира от Ботвинника до Каспарова и других великих шахматистах.
Стоимость 26 долларов, включая пересылку по США и Канаде.
Борис Гулько и Генна Сосонко. Юрий Разуваев
Очерки о гроссмейстере и педагоге, а также о шахматной жизни в СССР. 159 страниц, включая фотографии.
Limited edition. Стоимость 15 долларов, включая пересылку по США и Канаде.
Заказать книги можно у автора: gmgulko@gmail.com.
Книги продаются также на Amazon и Amazon Europe.