Существование зон отчуждения (no-go zones) в преимущественно мусульманских районах Европы стало главной темой дискуссии после парижской бойни 13 ноября в первую очередь из-за многочисленных связей нападавших с мусульманским районом Брюсселя Моленбек.
Эта дискуссия напомнила мне мой визит 29 января в известные наркоторговлей и преступностью трущобы Марселя, где обитают 7000 жителей, чтобы ознакомиться с ситуацией, как говорится, из первых рук.
Я приехал в жилой комплекс в неприметном, но узнаваемом автомобиле, принадлежащем городским властям. За рулем был клерк, которому поручено было показать мне окрестности. К сожалению, будучи конторским чиновником и не зная местности, он испугался и сделал резкий разворот, чтобы уехать, вызвав тем самым подозрения и переполох среди местных наркоторговцев.
Внезапно мотоцикл и грузовик объехали нас и заблокировали дорогу. Ко мне, сидящему на переднем сиденье автомобиля, подошли четверо молодых бандитов и начали угрожать. Городской клерк стал объяснять им, что я приглашенный социолог. Но они продолжали угрожать, а затем бросили в заднее окно кусок бетона размером с футбольный мяч. К счастью, никто не пострадал, и в конце концов нам удалось покинуть этот район.
Я предоставил в мэрию аудио, видео и фотографии бандитов и их номерные знаки. В течение десяти месяцев я молчал об этом инциденте в надежде, что французская судебная система включится в работу. Однако на сегодняшний день никто не задержан, никаких обвинений не предъявлено, и, насколько мне известно, никакого расследования не проводится.
Этот инцидент был редким исключением из моих 28 других посещений преимущественно мусульманских районов в Австралии, Северной Америке и Западной Европе. Все эти районы — их называют ZUS (фр. zones urbaines sensibles — чувствительные городские зоны) — я посещал без проблем — обычно на арендованном автомобиле в светлое время суток, иногда в одиночку, иногда с кем-то, при этом будучи одетым в западную мужскую одежду, то есть не в форме полицейского, не в рясе священника, не в вызывающей одежде и без ермолки.
Во многих ZUS я выходил из машины и прогуливался, при этом почти везде без проблем фотографировал. В некоторых районах я делал покупки, заходил куда-нибудь поесть или посещал мечеть. Я не делал ничего провокационного: не проповедовал, не участвовал в гей-параде, не вербовал в армию и не фотографировал наркоторговцев. Я не был угрозой.
Судя по моим вылазкам, ZUS на самом деле не являются зонами отчуждения для безобидных гражданских лиц. Даже в Марселе, появись я там в обычном арендованном автомобиле, бандиты, скорее всего, приняли бы меня за потенциального покупателя наркотиков.
В противоположность этому Брайс де Рюйвер, бывший советник по вопросам безопасности при премьер-министре Бельгии, заявил: «Официально у нас в Брюсселе не существует зон отчуждения, но на самом деле они есть и находятся в Моленбеке». И тем не менее в январе я ездил в Моленбек, свободно фотографировал людей на улицах, магазины и все, что привлекало мое внимание, при этом чувствуя себя в безопасности.
Перед этим, в ноябре 2014 года, я совершил прогулку по Ринкби, району Стокгольма, славившемуся плохой репутацией, где я не встретил ни одного враждебного взгляда. Однако местный полицейский предупредил меня: «Когда мы преследуем автомобиль, он может уйти от погони, заехав в район, куда одинокому патрульному автомобилю нет въезда, потому что там его забросают камнями и даже могут спровоцировать беспорядки. Это — зоны отчуждения. Мы просто не можем туда заходить».
Как примирить эти противоречия? Мой опыт говорит, что гражданские лица-немусульмане, как правило, могут без страха посещать районы с мусульманским большинством, но пожарные, работники скорой помощи и даже социальные служащие повседневно встречаются там с враждебностью и насилием. Например, несколько дней спустя после моего посещения трущоб Марселя его жители стреляли в полицию, занятую подготовкой к визиту премьер-министра Франции. Таким образом, для полиции эти районы действительно являются зонами отчуждения, то есть местами, куда представители власти входят только в составе хорошо вооруженных групп, на короткое время и с определенной миссией.
Обычно термин «зоны отчуждения» используют в двух значениях, соответствующих моим выводам: во-первых, зоной отчуждения обычные люди называют территорию, от которой они держатся подальше вследствие страха, а во-вторых — так представители власти называют места, в которых они появляются только в исключительных случаях. Первое определение не подходит для ZUS, а второе как раз вполне соответствует действительности.
Называть ли Моленбек, Ринкби и трущобы Марселя зонами отчуждения или нет, зависит от желания подчеркнуть определенный аспект: их доступность для рядовых граждан в обычное время или недоступность для правительственных чиновников в периоды напряженности. Также существуют различные градации отчуждения, и, кроме того, в одних районах нападения происходят чаще и являются более жестокими, чем в других. Однако, как ни назови эти районы, они представляют собой большую опасность.
Даниэль ПАЙПС
Перевод с английского: И. Эйдельнант
The Daily Caller
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
