Прожив семнадцать лет в Египте, Яаков чувствует приближение смерти. Он берет клятву с Йосефа, что тот похоронит его в семейной усыпальнице Меарат а-Махпела в Хевроне. Йосеф приводит к больному отцу сыновей Эфраима и Менаше, и Яаков объявляет их своими сыновьями. В результате Йосеф и его потомки получают двойную долю наследства вместо старшего брата Реувена. Несмотря на возражения Йосефа, Яаков благословляет первым его младшего сына Эфраима, от которого произойдет Иегошуа бин Нун, преемник Моше Рабейну и покоритель Эрец Исраэль. Затем Яаков собирает всех двенадцать сыновей, основателей колен Израиля, и дает им предсмертные благословения и напутствия. Яаков умирает в возрасте 147 лет. Грандиозный похоронный кортеж отправляется из Египта в Хеврон. После смерти отца братья опасаются, что Йосеф начнет мстить им за прошлое. Но тот успокаивает их и обещает дальнейшую материальную поддержку им и их семьям. Перед смертью Йосеф предсказывает братьям, что Б-г выведет их потомков из Египта, и просит, чтобы при Исходе евреи забрали с собой его останки. Йосеф умирает в возрасте 110 лет; его набальзамированное тело кладут в саркофаг. Так завершается книга «Берешит», первая в Пятикнижии.
***
«И жил Яаков в стране Египетской…» (47:28).
Ребе Борух из Меджибожа, внук основателя хасидизма Бааль-Шем-Това, был выдающимся праведником. Его любовь к ближнему не знала границ. Никто другой не умел так глубоко сочувствовать бедам других людей, как ребе Борух. Он взваливал на себя чужие страдания и тяготы, как будто они были его собственными. Услышав печальную весть, он бледнел, его плечи опускались, как будто не выдерживая груза переживаний, а глаза наполнялись слезами.
Стороннему наблюдателю могло показаться, что ребе Борух переживает каждый день тяжелую личную трагедию. Вряд ли он смог бы выдержать такую психическую нагрузку, если бы не его личный помощник реб Гершеле Острополер.
Гершеле был весел и беззаботен, как надувной шарик. Он постоянно излучал оптимизм, как ясный летний день. Его легкость и остроумие поднимали дух ребе Боруха, избавляли от депрессии и не давали ему слишком глубоко погружаться в мировую печаль.
Однажды жителей Меджибожа поразила страшная эпидемия. Болезнь распространялась быстро, и никакое лечение не помогало. С монотонной регулярностью мимо дома ребе Боруха проезжали запряженные лошадью телеги с мертвецами. Их путь лежал на местное кладбище.
Стоя у окна, ребе Борух молча провожал взглядом каждый катафалк; из его глаз текли слезы. «Реб Гершеле! — говорил он своему помощнику. — Евреи умирают! Какой ужас! Евреи умирают!»
Через неделю после начала этой опустошительной эпидемии в Меджибоже ребе Борух впал в состояние клинической депрессии, оказавшись на грани нервного срыва.
Гершеле понял, что надо предпринять срочные меры, чтобы спасти любимого учителя. Он пришел в его дом и решительно постучал в дверь кабинета. «Войдите!» — донесся до него едва различимый слабый голос. Гершеле решительно вошел и громко объявил, стараясь придать своим словам как можно больше радости: «Ребе! Эпидемия прекратилась! Эпидемии конец!»
Ребе Борух сидел за столом, скорбно обхватив руками низко опущенную голову. Услышав слова Гершеле, он медленно выпрямился в кресле и встретился с ним взглядом. А тот, нимало не смущаясь, продолжал: «Эпидемия закончилась! Ну, в самом деле, прекратилась». Его глаза светились от счастья.
С лица ребе начала медленно сходить тень печали. «Прекратилась, прекратилась…» — повторил он, обращаясь не столько к Гершеле, сколько к самому себе.
Вдруг сквозь наступившую тишину с улицы донесся звук, который ни с чем нельзя было спутать. Характерный скрип приближавшейся телеги с покойником…
Ребе Борух посмотрел прямо в глаза своему помощнику: «Гершеле! Ты, кажется, сказал, что эпидемия прошла. Но я слышу, как лошадь везет человека на кладбище!»
«Нет, ребе, что вы! — живо возразил Гершеле. — Человека везут не на кладбище, а назад с кладбища!»
Сегодняшний недельный раздел Торы называется «Ваехи», что означает: «И жил (Яаков)…» На первый взгляд, это название кажется не к месту ироничным. Ведь в разделе говорится о смерти Яакова. Точно так же праматерь еврейского народа Сара ушла в мир иной в одном из предыдущих недельных разделов, который называется «Жизнь Сары».
Когда евреи поднимают бокалы с вином, они говорят: «Лехаим!» Этот всем известный тост обычно переводят: «За жизнь!» Однако правильнее было бы сказать: «За жизни!» Потому что на иврите слово «жизнь» употребляется во множественном числе. И это не случайно. Каждому человеку уготованы две жизни. Одну из них мы получаем в этом материальном мире, а другую — в Мире грядущем. Наша жизнь здесь, на земле, похожа на фабрику. У фабрики, как известно, одна цель: производить товар. В этой жизни перед нами поставлена та же самая цель — производить. Что именно производить? Заслуги и условия для перехода в следующую жизнь. Самую большую ошибку делают те, кто не может отличить фабрику от товара.
Рассказывая о смерти Яакова и Сары в недельных разделах, названия которых включают в себя понятие жизни, Тора учит нас, что праведный человек остается живым даже после смерти.
Гершеле Острополер был прав: даже если вам кажется, что похоронная телега едет на кладбище, на самом деле она едет обратно…
Верность клятве
«И сказал Яаков: “Поклянись мне!” И тот клялся ему…» (47:31).
Перед смертью Яаков просил, чтобы Йосеф похоронил его в фамильном склепе Меарат а-Махпела в Хевроне, и даже взял с него клятву. Что означает эта клятва? Неужели Яаков не доверял любимому сыну?
Комментаторы приводят разные доводы. Появление Яакова с семьей принесло Египту удачу: улучшилось экономическое положение страны, голод уменьшился. Поэтому фараон предпочел бы оставить в стране тело Яакова в виде «счастливого талисмана», возможно, даже приказал бы соорудить для него персональную пирамиду. Но Йосеф дал клятву отцу, а клятвы, пусть даже чужие, надо уважать.
Возможно, также, что сам Йосеф не очень благосклонно воспринял предсмертное желание отца из-за того, что тот не похоронил его мать Рахель в Меарат а-Махпеле, оставив ее могилу на дороге в Бейт-Лехем, а сам намеревался лечь рядом с другой женой — Леей.
Но помимо фараона и Йосефа против захоронения Яакова в семейном склепе могли возражать и другие. Вожди ханаанских племен, на чьей территории располагалась усыпальница, боялись, что вторжение похоронного кортежа из соседней страны подорвет их суверенитет. Брат Яакова Эсав, считавший себя единственным законным наследником династии праотцев, не хотел уступать посмертное ложе рядом с их отцом Ицхаком.
Яаков прожил бурную и очень трудную жизнь, полную испытаний и утрат: конфликт с Эсавом из-за похищенного благословения, побег на чужбину, тяжелый семилетний труд за любимую женщину, обман и снова семь лет бесплатного труда; при возвращении столкновение с Эсавом, ранняя смерть Рахели, похищение и изнасилование дочери Дины в Шхеме, внутрисемейные конфликты, трагическая пропажа Йосефа. Яаков долго жил на чужбине и умер вдали от родной земли. «Немноги и злополучны были лета жизни моей», — сказал он фараону. В его судьбе, как в капле воды, отразились последующие многовековые страдания еврейского народа, его скитания и лишения.
Но Яаков добился своего: его похоронили в Хевроне. Он как будто говорил своим потомкам: «Смотрите, я долго находился в изгнании, но вернулся на родину, хотя и после смерти. Запомните, где бы вы ни жили — в Египте или Риме, Испании или Ираке, России или Америке, — это не ваш дом. Даже если вы пришли туда раньше местных народов, даже если вы глубоко укоренились в их культуре, вы все равно останетесь там презренными чужаками, поселенцами. Ваш дом — страна Израиля!»
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
