«Почему ты молчишь? – спросили рава Мешковского, главу израильской иешивы «Кфар Хасидим». – Почему ты не делаешь замечаний твоим ученикам? Почему не говоришь прямо, без всяких намеков, об их проблемах?»
«Мои ученики приходят ко мне и советуются, –отвечал критикам опытный педагог. – Однако если я начну говорить, что им следует делать, то они перестанут советоваться со мной!»…
Когда мы видим, что другой человек совершает неверный, как нам кажется, поступок, то зачастую реагируем импульсивно, повышаем голос и тут же, без обиняков, высказываем все, что мы о нем думаем. Однако существует и другой путь: подождать, успокоиться и подумать, как лучше дать человеку понять, что он совершил ошибку.
Зачем ждать и попусту терять время? – возразят мне. Потому что проявить терпение и подождать – значит выбрать самый быстрый путь к желаемому результату. Спешка же, которая, как известно, хороша лишь при ловле блох, может отдалить вас от цели.
Хорошо поразмыслив, возможно, вы придете к выводу, что не стоит напрямую высказывать замечания другу, а целесообразнее намекнуть ему на то, что следует исправить.
Но что если человек намеков не понимает? Не случайно ведь в Талмуде сказано, что «мудрому достаточно намека». Впрочем, рав Ицхак Гутнер, глава иешивы «Хаим Берлин» в Бруклине, объяснял это высказывание следующим образом: «Мудрому достаточно намека, а глупец не поймет даже самых прямых объяснений». Потому иногда намек – самое убедительное объяснение.
«Кто в нашем поколении умеет упрекать?» – вопрошали мудрецы Талмуда. Дело в том, что исполнение заповеди упрека требует особой мудрости и деликатности. С одной стороны, бывают ситуации, при которых нельзя молчать, ибо при молчаливом согласии ты становишься соучастником преступления. Но, с другой стороны, упрек должен быть не обидным, не оскорбительным, а, главное, таким, чтобы тебя услышали. Для этого необходимо, чтобы человек понял, что ты не стремишься его унизить, а как настоящий друг высказываешь упрек для его же пользы.
Наша недельная глава начинается со слов упрека, с которыми Моисей обратился к еврейскому народу перед своей смертью.
Вот слова, которые говорил Моисей всему Израилю за Иорданом в пустыне Арава, против Суфа, между Параном и Тофэлом, и Лаваном, и Хацэротом, и Ди-Заавом. (Дварим 1:1)
Перечисленные здесь и далее названия местностей не имеют, на первый взгляд, никакого отношения к содержанию слов Моисея. Почему же он упомянул их? «Потому что это слова упреков, а здесь перечислены все места, где евреи разгневали Вс-вышнего, – объясняет Раши. – Потому Моисей говорил, прибегая к намекам из-за уважения к народу Израиля». Моисей решил не упрекать евреев напрямую, а только упоминая названия местностей, намекая на совершенные там евреями грехи.
Но почему Моисей упрекает евреев за грехи, совершенные сорок лет назад? Почему он так долго ждал и решил упрекнуть их лишь незадолго до своей смерти?
«С кого Моисей брал пример? – спрашивает Раши и отвечает: – С Яакова, который наставлял и упрекал своих сыновей незадолго до смерти».
Каждый раз, когда мы разгневаны и упрекаем кого-то, следует сказать себе: «Моисей ждал сорок лет, неужели я не могу подождать хотя бы до завтрашнего утра?»
Почему намек может оказать большее воздействие на человека, чем прямо высказанные слова упреков?
Женщина, которая уединилась с мужчиной, несмотря на предупреждения своего мужа, должна была принести в Храм пожертвование – муку ячменя (Бамидбар 5:15). «Но не пшеничной муки, из которой пекут хлеб, – подчеркивает Раши. – Она совершила поступок, свойственный животному, поэтому ее жертва – пища животного (Талмуд, Сота 14)».
«Очевидно, что приношение муки ячменя в Храм должно было помочь этой женщине осознать свою ошибку, вдохновить ее подняться над своими животными инстинктами. Но если так, то почему бы служителю Храма не сказать ей это прямо без всяких намеков?» – задает вопрос глава иешивы Телз рав Блох в своей книге «Шеурей даат» (рав был убит фашистами в годы Второй мировой войны).
Тора открывает нам глубины человеческой души, отвечает он. Чем более откровенны упреки в адрес человека, тем в большей степени включаются его защитные механизмы, и он отметает все сказанное в свой адрес, чтобы оградить свое «я» от критики. Когда на человека кричат, его душа глохнет и он перестает слышать. Высказанный в неагрессивной, неугрожающей форме намек проникает в самые глубины человеческой души!
В одном из самых трепетных мест молитвы Йом Кипура мы находим слова: «Голос тонкой тишины». Оказывается, что у тишины есть голос! И зачастую именно этот голос слышится громче и убедительнее. Может быть, теперь мы поймем, почему рав Мешковский молчал?