Саша Грозубинский умеет. 3 года назад вы встречались с ним на этой страничке. С тех пор, мне кажется, стихи его стали ещё грустнее. Здоровье пошаливает, одиночество… Талант — которому тесновато в стенках, обрисованных и установленных ситуацией его жизни, — неудовлетворён.
Харьковчанин, живущий в австралийской столице — Мельбурне уже 23 года, он вполне «позван и призван» современной русскоязычной литературой и периодикой: родной австралийской, американской, российской… Отношения со словом у него приятельские и профессиональные. А вот интонация — неприкаянность, печаль, взгляд со стороны на движущийся мир…
А вы знаете, мы таки да, почти разучились грустить. За две тысячи лет изгнания. Храма нет, народ раздроблен и разбросан, на планете темно, рука Всевышнего большинству человеков не видна вовсе или различима сквозь туман, гадательно. Мы, евреи, «царство священников и народ святой», со своей работой справляемся не слишком удачно. И духовная пустота, сумасшествие и безосновность, безыдейность жизни современников — во многом на нашей совести. «Израиль — сердце мира». Неужели разлука с Создателем, с самими собой — недостаточный повод для грусти? Одиноко человеку.
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.
Александр Грозубинский
В суть не ворвусь. Из пошлости не вырвусь.
Так мало сделал, а уже устал.
Я рос таким талантливым, а вырос…
Я был таким доверчивым, а стал…
На ласку не ведусь — боюсь обжечься.
Создав из одиночества уют,
Давно Поступок заменяю жестом
И в зеркале себя не узнаю.
ДОН ЖУАН P. S.
Я знаю все правила этой игры,
Суть взгляда, значение жеста,
Холодную нежность, таящую взрыв,
Вы это зовёте «блаженство».
Злить. Льстить ей. Не замечать до поры.
О, сколько рецептов отравы!
Я знаю все правила этой игры.
И как побеждают без правил.
Но, скольким бы яблоки я ни дарил,
Со всеми был изгнан из рая.
Я знаю все правила этой игры.
Я больше в неё не играю.
***
Будь проще, и к тебе потянутся люди.
Расхожая сентенция
Да, надо просто. Никакого таинства.
Да, я согласен: я — не уникален.
И представляю, как ко мне потянутся
Холодными и липкими руками.
С моими недоделанными строками
(Ну, извините, недовскрыты вены).
А мне ведь надо только, чтоб не трогали,
Я так отзывчив на прикосновения.
Сил мало. И доходы невеликие.
В пустой постели неуютно спится.
Но лучше пустота, чем эти — липкие.
Досужее пустое любопытство.
***
Шатенка. Дрянь. Шалава. Крошка…
Заменой всех моих утрат,
Ко мне приходит греться кошка
На плитах заднего двора.
Мы связаны с ней общей тайной.
У нас интимные дела:
Я поделился с ней сметаной.
Она мне крыску принесла.
Такая вот у нас делёжка…
Ей бы остаться до утра.
Но только греться ходит кошка
На плитах заднего двора.
CURRICULUM VITAE
В школе, где я хорошо учился,
не было уроков ЧестноПисания,
не было уроков ПриродоВидения.
А если Kультуры, то только Физ.
В школе, где я безутешно влюблялся.
(Потом я понял, как мне повезло
не встретить ответное сильное чувство.
Что б я с ним делал?)
В школе, где я уже точно знал,
что не стану: военным, пожарным, лётчиком
и директором универмага.
В школе с семи до семнадцати лет.
И с девяти до двух часов или больше.
Большеглазый мальчик и злобный подросток.
В школе, где я…
В школе, где…
В школе…
ИНТЕРЬЕР
В этом доме вечно ждут новостей.
Но почтовый ящик вечно пустой.
В этом доме не бывает гостей —
Слишком горек хлеб и дорог постой.
В этом доме по поверхности стен
Хороводится театр теней.
Лишь одна моя горбатая тень
Неподвижна на белёной стене.
Там снаружи белый день, ночи синь,
Туч стада и непогоды слюда.
Я на стенке, как стенные часы.
Мне отсюда никуда. Никуда.
ОПЯТЬ ПЬЕРО
Теперь забыт, заброшен, но зато
Когда-то кем-то и тобой любимый.
Мальвина, твой Пьеро уже не тот,
Споткнувшийся на многих Kоломбинах.
Он любит быть зван в гости. Он привык
Погреться у чужих благополучий.
Мальвина, твой Пьеро уже старик.
Его поклонницы воспитывают внучек.
Он больше не поэт и не пророк.
Слабак, ботаник, нытик, меланхолик,
Мальвина, твой Пьеро — совсем Пьеро.
В дурацком колпаке и балахоне.
ИМЕНИНЫ
Я в воскресенье зван на именины,
то есть на праздник жизни приглашён,
где умные и сильные мужчины
все влюблены в своих красивых жён.
И через все препоны и барьеры
они пробились. И у них весьма
надёжные доходные карьеры,
уютные и тёплые дома.
И не из уважения к талантам
(они ж мой крест, а не моя вина)
меня накормят мясом и салатом,
и тортиком. А водки! А вина!
Улыбку искривив на грустной морде,
чтоб под питьё за дружбу и любовь
не быть ни ложкой дёгтя в бочке меда,
ни — Б-же упаси — самим собой.
И щегольски неся, как шрам почётный,
свободу непутёвую свою,
в их парность принесу свою нечётность.
свой хаос — в их устроенный уют.
Но то, что мучит, то, что травит душу,
свою никчёмность и грошовый блуд,
я спрячу, не открою. Не нарушу
покой друзей.
Ведь я их так люблю!