Синайское Откровение не может быть охвачено разумом. Но кое-что понять можно. Никакое иное событие не оказало такого всепроникающего влияния на человеческую историю. Ни походы Александра Македонского, Цезаря и Чингисхана, ни 9 термидора 1794 года, ни 25 октября 1917-го не сравнимы с тем, что произошло у горы Синай.
Без Синайского Откровения не было бы ни первого, ни второго Храма, не было бы разрушения Храмов и изгнания, не было бы субботы, Талмуда, не было бы христианства и ислама, не было бы западной науки, не было бы Катастрофы, не было бы того, что мы зовем современным человечеством, не было бы возвращения в Сион и меня, тюкающего по клавишам компьютера в городе Ариэль.
После Синайского Откровения спираль истории начала разворачиваться по-иному. Для того чтобы раскручивание этой спирали имело смысл, оно должно быть конечным. Развертывание в бесконечность обессмысливает историю. Глубокие люди всегда это понимали. Столетиями человечество напряженно ждало конца света. Сейчас вроде бы не ждет, что наводит на печальные мысли, ибо финишная ленточка имеет неприятное свойство показываться, когда ее менее всего ждут. Эсхатология не модна, многие довольно уютно устроились в этом мире, считая его если и не лучшим, то единственно возможным.
Георгий Адамович говорил, что все без исключения идеи целесообразно разделить на две группы: иерусалимские и афинские (или, если хотите, римские), других нет; предъявляя редкий пример грубой, но исключительно продуктивной классификации.
Афинские идеи — это красота, долг, честь, гражданское чувство. Мало кого может оставить равнодушным мужество трехсот спартанцев. Замирая перед красотой Акрополя, мы не отдаем себе отчета в холодной жестокости античного мира. Эту жестокость невозможно было и рассмотреть изнутри Рима и Афин. В «Этике» Аристотеля нет места милосердию и доброте.
Известна инвектива Сенеки против субботы: «В числе других суеверий гражданской теологии Сенека порицает также обряды иудеев, а более всего — субботу, утверждая, что соблюдать ее вредно, мол, вводя по такому седьмому дню в каждую седмицу, они тратят впустую почти седьмую часть своей жизни, а, не делая вовремя неотложных дел, часто причиняют вред самим себе…»
Тратят время впустую… Сенеке, видимо, было известно, что значит «тратить время не впустую», вполне разумным времяпрепровождением он наверняка полагал воспитание будущего императора Нерона (заметим, что другого удачливого монстра Александра Македонского воспитал Аристотель). Милосердие, доброта, суббота — идеи иерусалимские, совесть — еврейское изобретение.
В Синайском Откровении есть мотив, непереносимый для человеческого разума: Б-г разговаривает не со всеми, а с тем, с кем хочет. Но как же быть тем, с кем он разговаривать не хочет? Рождение Моцарта непременно влечет за собой страдания Сальери, они неразделимые близнецы. Мы не знаем ответа на этот вопрос, но знаем, что Б-г хочет разговаривать с теми, кто не устраивается в жизни, с теми, кто бросил горшок с мясом и готов заплатить благополучием за свободу. Не надо устраиваться в жизни, глядишь, и небеса над головой окажутся не пустыми.
Заходя ночью в Шавуот в синагогу и видя стариков и детей, склоненных над Книгой, думаешь: это невозможно. После двух тысяч лет изгнания, после научной революции, после Катастрофы, торжества социализма в отдельно взятой стране это невозможно (иерусалимские идеи — всегда невозможны), но это — есть.
Эдуард БОРМАШЕНКО