После обеда женщины принялись за посуду, а мужчины вышли на веранду. Сквозь широкую застекленную квадратами дверь Лиля видела, как они опустились в плетеные кресла. Гриша налил коньяку в сферические бокалы, а Виктор закурил.
«Опять курит», — с раздражением отметила про себя Лиля и, обращаясь к Софе, попросила:
– А кофе сделать нельзя? Я бы кофеечку сейчас…
– Конечно, можно, no problem, — охотно закивала Софа. — Если ты не боишься так поздно.
– Я кофе пью сутки напролет. А плохо сплю по другим причинам, — горестно вздохнула Лиля. — Только что ж я одна… ты им предложи, — она кивнула на дверь, ведущую на веранду, откуда доносились голоса.
Пока Софа возилась на кухне с кофе, Лиля стояла за шторой у двери и наблюдала за собеседниками. Виктор говорил возбужденно, размашисто жестикулируя, а Гриша слушал его задумчиво, отвечал односложно, часто пожимал плечами вместо ответа. Слова через дверь трудно было расслышать, но она и так знала, о чем шла речь. Наверняка Виктор снова завел разговор на мучившую его последнее время тему, все время жалуется, ноет…
Да, здорово изменился Виктор, думала Лиля, в каком-то смысле превратился в свою противоположность. Ведь двадцать лет назад, когда возникла идея эмиграции, он был ее носителем, он пылал энтузиазмом, ему принадлежали слова: «Если уж мы здесь не затерялись, то там тем более не пропадем». Это он уговорил тогда ехать Гришу, друга с ранних школьных лет, а к тому времени врача-кардиолога. Да и саму ее, Лилю, увлек своей уверенностью, она ведь совсем не была такой решительной. А страшно-то как было: советская власть грозила кулаком из-за каждого угла…
Он был прирожденный лидер, яркий, увлекающий и увлеченный. Он много знал и имел суждение по любому поводу. А еще он сочинял песни и сам пел их, аккомпанируя себе на гитаре. Песни были в модном приблатненном стиле.
При деньгах, в заграничном прикиде
Я в кабак захожу, не спешу.
Закажу коньяка, белой рыбы
И червонец швырну холую, —
пел он неестественно хриплым голосом под Высоцкого. И действительно, казалось, что это он, всесильный и бесшабашный, распахивает ногой двери в жизнь, как в кабак. Он увлекал, и она не могла противиться этой притягательной силе, а когда он снисходительно поманил ее, она бросила своего жениха, которого, как ей казалось, искренне любила, и вселилась к Виктору, в его холостяцкую комнатенку. Без всяких обещаний с его стороны. Поженились они уже перед самым отъездом.
Я читаю в глазах уваженье,
Вижу зависть и вижу восторг,
Я любой из сидящих здесь женщин
Обладать этой ночью бы мог.
– Тебе со сливками или молоком? — крикнула Софа из кухни.
– Нет-нет. Just black. И sweet-n-low, пожалуйста. Помочь с посудой?
– Не беспокойся, я все сделала.
Софа внесла поднос с кофейником и чашками, распахнула плечом дверь на веранду:
– Мальчики, кофе!
Гриша отказался, а Виктор потянулся за чашкой.
– Ой, как тут холодно, — поежилась Софа. — Я сейчас.
Она сбегала в комнаты и принесла мужчинам по куртке, а Лиле и себе по шерстяному платку.
– Мы тут с вами посидим, — сказала Софа, — не помешаем?
– Конечно, нет. Садитесь. Здесь хорошо, — Гриша придвинул два кресла, и все расселись вокруг столика. — Давайте коньячку выпьем, полезно для сосудов.
Веранда выходила в ночной невидимый сад, который напоминал о себе тихим шелестом и таинственными звуками. Пахло прелой листвой. Все четверо помолчали, прислушиваясь к дыханию сада.
– Что вы замолчали? — заговорила Лиля. — Когда мы вошли, здесь был громкий спор.
– Тебе показалось, — отрезал Виктор. — Спора не было.
– Но я же слышала…
– Но это не спор, — счел нужным пояснить Гриша. — Просто Витя высказывал тут свои мысли… а я ему сказал…
– Ты возразил Виктору? Не могу поверить, — съязвила Лиля.
Но Гриша, казалось, не заметил ее сарказма:
– По-моему, он очень уж мрачно оценивает свое положение. Как можно считать, что он ничего не добился в этой стране и жизнь чуть ли не мимо прошла? Это просто не так, — он повернулся к Виктору. — У тебя хорошая работа в солидном учреждении, хорошая зарплата, гарантированная пенсия…
– Вот именно — гарантированная пенсия. Спокойная старость, — желчно прервал его Виктор. — Ты пойми: я архитектор! Архитектура — это творчество, а не канцелярская работа. У меня есть некоторые идеи, выношенные замыслы. Поверь, не такие уж глупые. Если угодно, из-за них я уехал из той страны — ради реализации своих замыслов. И что? Сижу в управлении и проверяю чужие чертежи. Тоска и никакой надежды. Впереди — обеспеченная старость…
– Что совсем неплохо, у других этого нет, — заметила Софа, но все пропустили ее реплику мимо ушей.
– Ты говоришь так, будто тебе уже девяносто, — сказала Лиля.
– Мне скоро пятьдесят, но, если я доживу до девяноста, тоже ничего не изменится. За двадцать лет в Америке я кое-что понял. Чтобы заниматься тем, чем я хочу, надо принадлежать к определенному, довольно узкому кругу. А попасть в него можно либо по рождению — через семейные связи, либо через университетские знакомства. Old Boys Circle — слышали такое выражение? У меня нет ни того, ни другого, я родился и учился в другой стране.
– В той стране тебе тоже ходу не было, ты об этом беспрерывно говорил, с тем и уехал, — напомнила Лиля.
– При советском режиме не было. А теперь… знаете, как взлетели некоторые мои сокурсники?
– И ты, конечно, уверен, что был бы в их числе.
Виктор метнул на жену недобрый взгляд:
– Не уверен, но у меня есть все основания полагать, что там бы мне повезло больше, чем здесь.
– Уж так, как тут тебе однажды повезло… — сказала Софа, пытаясь снять напряжение.
Виктор пробурчал:
– Это везение другого рода…
А имелся в виду вот какой случай.
11 сентября 2001 года Виктор провожал жену на утренний поезд и потому попал на работу раньше обычного. Дома позавтракать он не успел и решил пойти в буфет выпить кофе. Офис архитектурного надзора, где он служил уже много лет, помещался на восемьдесят шестом этаже Всемирного торгового центра, а буфет — на пятьдесят первом. В общем, пока Виктор пил кофе, не стало ни восемьдесят шестого этажа, ни офиса, ни его сотрудников… Из тридцати двух работников уцелели двое: Виктор и секретарша, которая опоздала в тот день на работу.
– Уж если это не считать везением… — протянул Гриша.
Виктор сразу возразил:
– Это везение другого рода — просто счастливая случайность. А я говорю о делах, о работе, о карьере — совсем другое дело.
– А знаешь, в чем разница? — спросила Лиля, голос ее не предвещал ничего хорошего. — Я скажу тебе: случайность — это когда от тебя ничего не зависит. А везение, о котором ты толкуешь, это в твоих руках. И вообще это не везение, а умение.
Виктор взвился как ужаленный:
– Что ты хочешь сказать? Что я не умею? Ничего не могу? Так, что ли? Ты забыла, как был принят мой дипломный проект, какое мне предсказывали будущее? Ты больше ничего не помнишь, я в твоих глазах заурядный неудачник…
– Витя, брось ты, — попытался урезонить его Гриша. — Ничего такого она не сказала.
– Все помнят, каким ты был в институте, — вступила Софа. Ее круглое добродушное лицо, обрамленное рыжими кудельками, светилось лаской. — Ты же всегда у нас был самый-самый… И сейчас тоже.
Виктор замолчал. Эти простодушные слова утешения больно его ранили. Так утешают слабых и беспомощных, а он в утешении не нуждается.
Окончание следует
Владимир МАТЛИН
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
