К 130-летию со дня рождения великого художника и 30-летию решения ЮНЕСКО
Ровно 30 лет назад, к столетнему юбилею со дня рождения выдающегося художника ХХ века Марка Шагала, решением ЮНЕСКO, 1987-й год был провозглашён годом Шагала.
В сотнях статей, монографий и книг о Марке Шагале отмечалось особое значение Витебска в его творчестве. Свою любовь к этому белорусскому городу на реке Двина он пронёс через всю свою долгую жизнь. Увы, эта любовь никогда при его жизни не была взаимной. Более того, это решение ЮНЕСКO явилось началом унизительно-клеветнической кампании против всемирно известного художника. Она продолжалась несколько лет и завершилась вердиктом «народа»: «Никакой музей Шагала нам не нужен!» Мне пришлось быть свидетелем и участником тех событий.
Когда в конце марта 1985 года в «Известиях» была опубликована краткая информация ТАСС из Парижа о смерти «широко известного живописца и графика Марка Шагала», а в «Неделе» была помещена статья А. Каменского «Я никогда не забуду», для подавляющего большинства 350-тысячного населения Витебска это стало настоящим откровением – имя Марка Шагала, их земляка, им ничего не говорило, а творчество оставалось неизвестным. Пророческими оказались слова художника, сказанные им однажды: «Я не удивлюсь, если после столь долгого отсутствия город сотрёт мои следы и не вспомнит того, кто, забыв свои листы, мучился и страдал, отдавая себя искусству для народа, кто мечтал превратить скучные дома в музеи, а обывателя – в творца. Я понял тогда, что нет пророка в своём отечестве».
29 июля 1920 года, переехав с семьёй в Москву, художник и не предполагал, что видит свой Витебск в последний раз. Живя во Франции с 1923 года, М.Шагал 15 лет не принимал французского гражданства, надеясь на возвращение на родину, в свой Витебск. Илья Эренбург писал: «Кажется, вся история мировой живописи не знала художника, настолько привязанного к своему городу, как Шагал. Желая сказать нечто доброе о Париже, Шагал называл его «моим вторым Витебском». Я встречал его несколько раз в Париже. Молодой Шагал повторял: «У нас дома…» Я увидел его много времени спустя в мастерской на авеню Орлеан, и там он писал домишки Витебска. В 1946 году мы встретились в Нью-Йорке, он постарел, говорил о судьбе Витебска, о том, как ему хочется домой…». В годы хрущёвской оттепели «выездные» деятели советской культуры, находясь во Франции, стали встречаться с Марком Шагалом: Е.Евтушенко, А.Вознесенский и Р.Рождественский, А. Хачатурян и Р. Щедрин, М. Плисецкая и многие другие. Максимум того, чего добились именитые поклонники живописца, — это приглашения от Министерства культуры посетить Москву и Ленинград. 5 июня 1973 года состоялся вернисаж художника в Третьяковской галерее. Наконец, после более чем 50 лет разлуки, 86-летний Шагал встретился с Родиной. Растроганный и взволнованный мэтр сказал: «Я сердечно благодарен вам за приглашение после 50 лет разлуки…Вы не видите моих слёз, ибо, как ни странно, я вдали душевно жил с моей Родиной и Родиной моих предков…Как дерево, вырванное с корнями, я как бы висел в воздухе… Можно обо мне сказать всё что угодно – большой я или небольшой художник, но я остался верным сыном моих родителей из Витебска…».
В Витебск его не пустили: как и большинство провинциальных городов, он был закрыт для иностранцев из капиталистического мира. Как бы успокаивая себя, великодушный Шагал поделился своими сомнениями с А. Каминским: «В мои 86 лет некоторые воспоминания нельзя ни тревожить, ни обновлять… И то, что живой частью входит во множество моих картин и рисунков, окажется несущественным, исчезнувшим с лица земли, и мне будет невыносимо больно видеть… Я просто заболею».
После смерти Шагала, последовавшей 28 марта 1985 года, имя великого художника появилось в публикациях таких авторитетов белорусской культуры, как Василь Быков и Алесь Адамович, громче зазвучали голоса местной витебской интеллигенции. В конце 1986 года в Витебск приехал поэт Андрей Вознесенский. Телевизионную встречу Вознесенского со зрителями вёл витебский поэт Давид Симанович, который участвовал в борьбе местной интеллигенции за возвращение имени великого земляка в Витебск. Это была бескомпромиссная и жестокая борьба «в одни ворота», если учесть, что основными оппонентами известного поэта и его единомышленников были весь республиканский идеологический отдел ЦК партии Беларуси, Витебский горком и обком партии.
Телевизионная передача с Андреем Вознесенским фактически впервые перешла на откровенный разговор с телевизионной аудиторией о Марке Шагале. Вознесенский рассказал об огромном влиянии на современную культуру, оказанную их земляком, о том, что весь мир знает о Витебске благодаря картинам и выступлениям их земляка. Далее разговор зашёл о необходимости увековечить память о художника, о музее. Он отметил, что о больших затратах не идёт речь — ведь сохранился дом в таком же состоянии, каким он был и 100 лет назад. Эта передача имела огромный резонанс в городе. Немедленно после передачи недремлющее «партийное око» запросило у дирекции студии сценарий передачи, но в нём… ничего о Шагале не нашли. Партийной реакции долго ждать не пришлось… «Местные сионисты вышли из-под партийного контроля; шагаловщина мешает перестройке; партия найдёт силы, чтобы встать у вас на пути; вы вбиваете клин между партией и интеллигенцией, между интеллигенцией и рабочим классом; что, крови народной захотелось?» Это выдержки из т.н. реакции, опубликованной в различных местных изданиях, содержание и истеричность которых зашкаливала, обнажая страх, подлость и глупость её авторов.
Вознесенский посетил одноэтажный каменный дом, построенный родителями художника.
В нём и прошли детские и юношеские годы Марка Шагала.
А через короткое время в самом большом кинотеатре города «Беларусь» состоялся творческий вечер поэтессы Риммы Казаковой, которая тоже перевела тему о своём творчестве на Марка Шагала, о сохранении его памяти в его любимом городе. Она говорила предельно откровенно: «Пожалуй, никто из когда-либо родившихся и живших здесь так не прославил Витебск, как ваш земляк. Почему же у вас нет ни памятника, ни музея, ни улицы его имени – ничего, что напоминало бы о человеке, которым Витебск должен дорожить и гордиться?» И сама же ответила, что «…Не будь он евреем, вы бы все знали и чтили память великого земляка». Это был уже скандал! «Круги» от этого вечера широко разошлись по всей республике. Моя одноклассница, с которой мы в далёком 1951 году окончили 1-ю среднюю школу Витебска (в этом здании в 1900-1905 гг. учился будущий маэстро), работала в аппарате обкома партии, рассказывала мне, что возникшая общественно-политическая (?!) проблема широко обсуждалась в партийных органах. Было принято решение изменить стиль т.н. «контрпропаганды». А тем временем в «низах» — на собраниях различного уровня, включая и партийные, вопрос о музее М.Шагала стал широко дебатироваться – последствия решения ЮНЕСКО и приезды именитых гостей из столицы не прошли мимо внимания местной общественности. Отмалчиваться властям стало уже невозможно. Да и официальный Минск понял, что общественность должна быть поставлена на «место». Видимо, стратегия и тактика «контрнаступления» были тщательно спланированы. Сначала в Витебске появился «заслуженный антисионист республики», а может быть, и Союза, Владимир Бегун. Сей кандидат философских наук, автор книг «Ползучая контрреволюция», «Вторжение без оружия» и другой
макулатуры подобной тематики, быстро выяснил, что всё творчество Марка Шагала – это «прославление сионизма, вечного врага прогрессивного человечества». Более того, «этот т.н. художник в своих картинах надругался над «святая святых» — Октябрьской революцией». Почему-то и раньше В. Бегун любил появляться в нашем городе, выступая на заводах, в институтах и прочих учреждениях с лекциями о «происках международного сионизма». Местные партдеятели, хорошо знавшие о его близости к идеологическому отделу ЦК Беларуси и к спиртным напиткам, приглашали его на вечерние «посиделки» в рестораны, где он развивал свои идеи о «всемирном сионистском заговоре». А затем, именно к столетней годовщине художника на прилавках киосков и книжных магазинов появился новый журнал ЦК «Политический собеседник». Главный ударный материал – статья В. Бегуна «Украденный фонарь гласности». Автор бьёт тревогу: «…Витебск избран для развёртывания шагаломании…», которая, – на чистый, а главное «трезвый» глаз Бегуна, вышла уже на всесоюзный уровень, ибо «… поэт А. Вознесенский выступил инициатором крикливой кампании в связи с днём рождения художника – модерниста М. Шагала…» (и ни слова о решении ЮНЕСКО). И вот он – главный убойный тезис: «Мало сказать, что Шагал жил в Витебске, важнее то, ЧТО он там делал! А между тем истина такова, что Витебский художественно-практический институт, который он создал и руководил им, имел, согласно докладу рабоче-крестьянской инспекции, исключительно отрицательные стороны… В институте нашли прибежище дезертиры, спекулянты и другие тёмные личности (читай – евреи), получающие щедрые продовольственные пайки…) Вывод автора: «Светофоры нравственности потухли вовсе». Так закончил свою статью пламенный борец с сионизмом Владимир Бегун.
Гирш РАЙХЕЛЬСОН
Автор – член Союза журналистов Беларуси, основатель и первый директора Дома-музея Марка Шагала, редактор Международного шагаловского ежегодника.
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 4,50 из 5)
Загрузка...
Первым директором Музея Шагала в Витебске был Аркадий Подлипский. Он же был и редактором «Шагаловского ежегодника».
На фото дом на ул. Покровской в которой жила семья Шагала, но он в нем не родился.
Хорошая статья о Шагале, но в ней все-таки слишком смещены акценты. Не думаю, что обком партии Витебска как-то целенаправленно запрещал Шагала.
Они просто не понимали его искусства. Евреи Витебска тоже не знали Шагала.
Мама моя родилась и выросла в Витебске, одном из самых еврейских городов СССР до войны. Она рассказывала, а что-то она знала. Например, она была в доме художника Пэна, учителя Шагала. Пэн, великий художник, не очень хорошо относился к авангарду Шагала. Это сегодня авангард победил, а тогда реалисты и были художниками. Шагала в Витебске никто не помнил и не знал.
В какой-то мере Шагал декоратор, а не настоящий художник. Витебск для Шагала был источником художественных фантазий, но Шагал для Витебска был не знаком.
История искусства не логична. Сегодня великолепные картины Пэна, изображавшие евреев , во много раз дешевле, чем картины Шагала. Копии картин Шагала, на которых не понятно, кто и что изображены, я видел даже в арабских магазинах Лондона. Пэна они бы не повесили.
А я, хоть к Витебску никоим боком не касалась, хорошо помню эту историю в 80-х годах. Уже была горбогласность, и витебские начальники, «не пущавшие», оказывались на экранах. И без стеснения вещали самым черносотенным образом. И второе, но это уже «эндэуально», никак не могу согласиться с вашей оценкой творчества Шагала. Люблю, и много его видела. Ровно 5 лет назад в МАдриде, аж в двух музеях была его ретроспкция — свезли со всего мира: и из музеев, и из частных собраний. Мы с мужем бросили все и поехали. Колоссаль, однако!
Конечно, картины Пэна, которые сов.власть у него украла, а его самого уничтожила, были ей милее, не от того, что на ней сплошь — жиды, а от того, что понятно — жиды, и автора, жида она унизила и сожрала! А Шагал, проживший длинную жизнь, рисовавший, что ему хотелось, и как хотелось, успешный, богатый, и кладущий на них с большой высоты… Да еще, в обнимку с красоткой! Это было невыносимо!
Ривка, не надо соглашаться с моей оценкой Шагала. Это ваше право и Ваша позиция. В моей семье (моей сестры) коллекционируют копии Шагала. Есть и дорогие литографии.
Пэн — это великий художник, учитель Шагала. Его картины о евреях невозможно смотреть спокойно. Он писал тот мир, когда в галуте евреи сохраняли достоинство. Не уверен, что многие даже знакомы с его творчеством. Шагал — он счастливчик судьбы. Такое бывает в искусстве. Не умаляя его талант, скажу сегодня ему вряд ли удалось подняться так высоко. Сегодня картины Шагала — предметы роскоши.
Я бы сказал так: картины Шагала будят фантазии, каждый видит свое. Картины Пэна — это щемящая реальность. Писать как Пэн не удалось никому.
То, что вы пишите о махровом антисемитизме Витебских начальников никоим образом к Шагалу не относится.
Кстати, в Белоруссии во все времена антисемитизм был ниже, чем в Украине и даже России. В Белоруссии евреи жили даже в деревнях, участвовали в партизанских отрядах.
Главное, что Шагал своевременно оттуда уехал. Другим не так повезло.
Шагал уехал из Витебска в 1920-м году…
…В июне 1941 года директор фабрики, где работала моя мама, белорус, подошел к ней и сказал:
— Нас собирали в обкоме партии. Немцы уничтожают евреев. Беги!..
В июне 1941-го! Она забрала родителей и в одном из поездов, идущих на Восток, уехала в эвакуацию в Мордовию.
Это говорит только о том, что власти СССР знали об уничтожении евреев немцами, но ничего не сделали для спасения, массовой эвакуации или даже предупреждения Катастрофы.