Часть вторая. Начало тут
Через год после стокгольмской поездки произошло то, что Макс Планк никогда не ожидал и при всем своем аналитическом мышлении никогда не мог даже предположить. Единственный из четырех оставшихся в живых детей — Эрвин — в июле 1944 года был арестован гестапо. Его обвиняли в неудавшемся заговоре против Гитлера.
Эрвин Планк входил в состав двух правительств Веймарской республики. После падения кабинета Шлейхера, накануне прихода фашистов к власти, сын ученого отошел от политики и, как казалось отцу, никогда больше ею не занимался. Он перешел работать в крупную сталелитейную компанию, где пригодился его богатый международный опыт. Младший Планк не был вовлечен в организацию самого покушения, но знал о его планах и принимал участие в составлении Конституции новой Германии.
Потрясенный трагической новостью, ученый пишет письмо Генриху Гиммлеру. Пытаясь облегчить участь сына, он полагается не только на свое имя, но и на долгое знакомство сестры его жены с женой всесильного рейхсфюрера. Иногда такого рода прошения могли возыметь действие. Об одном из таких случаев Планку было известно. Когда в 1937 году в партийной печати началась опасная критика будущего руководителя «Уранового проекта» Вернера Гейзенберга, обвиняемого в скрытом почитании Эйнштейна, его мать с просьбой о помощи написала письмо подруге своих детских лет — матери Гиммлера. Вскоре известный физик получил личное послание от шефа СС. Тот сообщал: «Вы были рекомендованы моей семьей, и я уже остановил любые нападки на вас в будущем». На этот раз ответ из канцелярии Гиммлера пришел совершенно иной. Планк был проинформирован, что полученные свидетельства и предъявленные обвинения настолько тяжкие, что освобождение его сына абсолютно невозможно.
В октябре 1944 года Эрвин предстал перед председателем Народной судебной палаты Германии Роландом Фрейслером. Пощады от него ждать было нечего. Гитлер именовал его «нашим Вышинским», имея в виду не только свирепую жестокость штатного палача (почти всех своих подсудимых он легко отправлял на виселицу или на гильотину), но и его известное советское прошлое. Во время Первой мировой войны Фрейслер попал в русский плен, стал там большевиком и в годы Гражданской войны верно служил Советской власти в качестве комиссара Красной Армии. Вернувшись на родину (есть версия, что на самом деле он был заслан туда по линии Коминтерна), Фрейслер сразу же (!) вступил в Национал-социалистическую рабочую партию Германии. Занятная деталь: во время Пивного путча именно он был знаменосцем колонны, которую вел по улицам Мюнхена будущий фюрер.
В зал судебных заседаний родные и друзья обвиняемых не допускались, их поддерживал в суде только адвокат. Защита Эрвина строилась на том, что подсудимый всегда старался быть хорошим немцем. Участвуя в заговоре, он хотел избежать того ужасного положения, в котором Германия оказалась в 1918 году после поражения в Первой мировой войне. Подобные аргументы не произвели никакого впечатления на Фрейслера, приговорившего его к смертной казни.
После приговора Планк пишет отчаянное письмо Гитлеру: «Если я, как вы сказали, представляю собой национальное достояние Германии, тогда окажите мне милосердие. Воздайте его мне за всю мою 87-летнюю жизнь, отданную нашей родине, и пощадите моего сына…» Не получив ответа, он вновь обращается к Гиммлеру. К нему же с просьбой о снисхождении к Эрвину Планку обратилась и компания Отто Вольфа, в которой тот работал. В ноябре руководство этого концерна получило неожиданное письмо из канцелярии Гиммлера. В нем содержалась настоятельная рекомендация сообщить Максу Планку о том, что его мольба о сыне не прошла незамеченной и исполнение казни Эрвина Планка отложено. В этом удивительном послании содержалось также исключительно важное сообщение о том, что смертный приговор может быть заменен пожизненным заключением.
Берлинская тюрьма Плетцензее, где томились и гибли участники заговора против Гитлера, регулярно посылала родственникам заключенных напечатанные на пишущей машинке счета для оплаты расходов на их содержание. Они включали в себя 1,5 рейхсмарки за ежедневное пребывание в этой мрачной обители, 12 пфеннигов — на покрытие почтовых расходов, 300 рейхсмарок — за произведенную казнь; за пытки обреченных узников деньги у их родных не взимались. Получение этих счетов с незаполненной последней строчкой вселяло надежду: война приближалась к концу, и нужно было только дождаться ее окончания. Ни у кого не оставалось сомнений в том, что наступивший новый год будет последним военным годом. В конце января 1945 года, после стольких надежд на спасение, Эрвин был повешен.
В конце войны Гиммлер хотел использовать заключенных в качестве живого товара в ходе задуманных им тайных переговоров с Западом. Скорее всего, этот план окончательно созрел у него после того, как американские войска, продвигаясь на восток, в сентябре 1944 года перешли немецкую границу. В ту же осень, в середине октября, он отдает приказ о прекращении программы «окончательного решения еврейского вопроса», а в ноябре приказывает снести крематорий в Освенциме. К этому же времени относится и его решение приостановить исполнение смертных приговоров, вынесенных участникам «заговора 20 июля». На что-то еще надеясь, хладнокровный палач примерял на себя маску тайного гуманиста. Эти маневры только ускорили опалу главного инквизитора Третьего рейха. К началу 1945 года, теснимый соперниками из самого ближнего гитлеровского круга, он утратил свое прежде совершенно особое положение в высшем руководстве нацистского государства. Гитлер отправил его руководить боевыми действиями на Восточный фронт. После отъезда Гиммлера из Берлина заключенные тюрьмы Плетцензее — все те, кто потенциально мог представлять интерес для противника и служить живым козырем в возможных переговорах с ним, — были немедленно казнены. В их числе помимо Эрвина Планка был и бывший обер-бургомистр Лейпцига Карл Герделер, который в случае успеха заговора должен был стать новым канцлером Германии.
Обо всем этом Макс Планк, конечно, не знал, но это ничего не меняло: любимого сына больше не было. Отчаянные попытки спасти его ни к чему не привели. В этой проигранной борьбе уже не угадывался, а зримо проступал неведомый рок, который на протяжении многих лет преследовал великого ученого. Его научные поиски рано или поздно приводили к успеху, но все, что выходило за пределы теоретической физики, словно предопределено и неминуемо, было обречено на неудачу. Любая борьба, которой волей или неволей ему приходилось заниматься, даже если вначале она казалась успешной, чаще всего заканчивалась поражением.
В годы Первой мировой войны ему удалось почти невозможное: он добился принятия Альберта Эйнштейна в берлинский Институт кайзера Вильгельма, и это «несмотря на то, что он имел швейцарское подданство, был евреем и категорически отказывался от принятия германского гражданства». С приходом же Гитлера к власти наступил тяжелый и болезненный разрыв с тем, кого он считал фигурой, не уступающей по своему масштабу Ньютону или Кеплеру — такое сравнение прозвучало из его уст в публичном выступлении перед многочисленными слушателями в гитлеровском Берлине.
Начиная с начала 20-х годов, он неоднократно выдвигал Лизу Майтнер на получение Нобелевской премии, однако никогда его исключительно обоснованное представление так и не было удовлетворено. Полным провалом обернулась и его попытка уберечь от преследований в фашистской Германии своих коллег — ученых-евреев. И вот теперь, после стольких надежд и отчаянной борьбы за сына и если не обещаний, то явных намеков со стороны могущественных лиц рейха, он потерял его…
Молчаливый и замкнутый, старый ученый уже никуда не выходил. Каждый день, сидя у пианино, Макс Планк сам для себя наигрывал мелодии, которые любил слушать Эрвин. Он продолжал привычно перебирать клавиши и тогда, когда у его дома в Рогоце, неподалеку от Магдебурга, остановился американский армейский джип. Прибывший на нем офицер входил в так называемую миссию «Алсос», созданную военной разведкой США в 1943 году для поиска немецких атомных секретов (замечу, к слову, что аналогичную миссию выполняла в Германии и советская разведка).
Наделенная беспрецедентными полномочиями, эта тайная команда продвигалась вместе с наступающим авангардом американской армии. Широту этих полномочий иллюстрирует довольно примечательный эпизод, относящийся к весне 1945 года. К тому времени было установлено, что германские секретные лаборатории, связанные с осуществлением «Уранового проекта», сосредоточены к югу от Штутгарта, возле городка Гейсинген. Но это была как раз та территория, которую в соответствии с правительственными соглашениями должны были занять французские войска. Военное командование пошло на рискованный шаг (идя на конфликт не только с французской стороной, но и со своим Госдепартаментом) — усиленная ударная группировка американских воинских подразделений в составе одной десантной и двух бронетанковых дивизий, нарушая прежде достигнутые договоренности, была выдвинута наперерез французским частям, чтобы раньше их войти в район Гейсингена. Они удерживали его до тех пор, пока не был демонтирован обнаруженный там ядерный реактор, а сама пещера, где он находился, была взорвана. Только после этой операции союзники получили возможность занять свои заранее оговоренные позиции.
Специальное оборудование, научная и техническая документация, материалы и компоненты, используемые для создания атомного оружия, — все это имело огромное значение для американской разведки. И все-таки главной целью миссии «Алсос» были поиск и задержание ученых, имевших прямое или косвенное отношение к немецкому «Урановому проекту». Наставляя своих подчиненных, научный руководитель этой миссии Сэмюэль Гоудсмит сформулировал их задачу предельно ясно: «Вам предстоит разгадать тайну немецкого исследования урана, тайну, спрятанную где-то в Германии и под черепами ученых Третьего рейха». Их всех необходимо было отыскать, собрать вместе и вывести из Германии.
Десять самых крупных немецких ученых, включая Гейзенберга, Гана, Вайзеккера, Лауэ, были интернированы в Англию. Их разместили в поместье под Кембриджем, где они провели более полугода. Все разговоры, которые вели между собой немецкие физики, записывались и тщательно изучались. Их рассекретили только в девяностые годы. Это отдельная тема, упомяну лишь, что только Отто Ган высказал удовлетворение тем, что Германия так и не успела создать свое атомное оружие.
Макса Планка в этой компании интернированных немецких ученых не было. Офицер, срочно приехавший к нему в Рогоце, сообщил, что с часу на час там будут русские войска. Он предложил перевести его в расположение американской зоны, где основоположник квантовой физики встретил исключительно заботливое и почтительное отношение к себе — еще один отголосок его внезапного и не слишком приметного визита в Стокгольм в мае 1943 года.
Борис Липецкер
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
