Ривка Лазаревич
Ну вот, Татьяна Ефимовна, опять начнем новую жизнь? На сей раз — с первого сентября.
Утро, но никуда не надо бежать. Впервые за последние пятьдесят семь лет. Как родилась первого сентября, так ровно через семь лет и закрутилась без остановки: школа, университет, работы…
Но с сегодняшнего дня получила клеймо пенсионерки. Точка.
Вот, отправляла утром Даника в школу. Как непривычно было это нам обоим! Вспомнилось выражение «два медведя в одной берлоге». Да, растет он у меня мужиком самостоятельным. Лет, еще, наверно, с восьми… Плохая я ему мама – вечно вся в делах…
В шабат устроила я небольшую родственную вечеринку, и племянник Борька, он же – Барух, вручил мне папку с записками своего отца, которую нашел, разбирая когда-то, после смерти, его вещи. Сколько лет уже прошло…
Да, время у нас летит быстро…
— Таня, — сказал Борька, посмотри на досуге. Думаю, тебе интересно будет.
И вот я одна. Утром. Дома. Хотела, было, включить телевизор. Нет, неохота. Опять: теракты, теракты, грязь политики…
Открыла папку. Рукопись с наклеенными кое-где вырезками из газет.
О, еще из прошлого века! А можно даже сказать – из «тысячелетия»!
Тяжелый илюшин почерк. Никогда прежде не видела. Мне он ничего не писал. А здесь, что-то вроде дневника.
Вначале – пара полосок из газет на иврите…
Сегодня около 9 часов утра в антикварном магазине в центре города был обнаружен труп девочки 13 лет, проживавшей в помещении, смежном с магазином и помогавшей хозяину.
Девочку нашли с проломленным черепом, лежащую на кресле в позе, недвусмысленно указывающей на попытку изнасилования. По показаниям жителей соседних квартир, убитая неоднократно жаловалась на приставания хозяина. Полиция задержала владельца магазина по подозрению в попытке изнасилования и убийстве.
(Из криминальной хроники газеты «Ха-эрев ха-ир» 22.08.99 г.)
Полицией разрешены к публикации имена девушки, убитой вчера в антикварном магазине, и подозреваемого в убийстве. Это Сара Беккер (13), новая репатриантка из России, и Ави Мерон (50), владелец магазина, родственник отца убитой. Как сообщил наш информатор в полиции, Мерон категорически отрицает какую бы то ни было причастность к убийству и утверждает, что в ту ночь его вообще не было в городе.
(Из криминальной хроники газеты «Итон ха-ир» 23.08.99 г.)
А дальше – этот его плохо разборчивый почерк…
***
Некому найти убийцу, кроме меня. Некому отомстить за мою Сару. И Ави пропадает. Я должен это сделать, чего бы это мне не стоило… Ави сломался, он неузнаваем. Когда три дня назад звонил мне из тюрьмы, плакал в трубку. Ради памяти Сары я должен помочь ему, моему двоюродному брату. Хоть и немало я натерпелся от него за годы жизни в Стране, но после всего, что произошло, после этого его плача, вспоминается только хорошее в наших отношениях.
***
Мы с мамой и детьми репатриировались в Израиль в 94-м.
Мамина семья, когда-то, в 39-м, уходя из закарпатского местечка, примыкавшего к занятой Советами Западной Украине, докатилась до Средней Азии, где и застряла.
Дедушка и бабушка умерли от болезней и голода в необычно студеную для этих мест зиму 42-го года.
Борис, старший брат мамы, вступил в формировавшееся в тех местах польское войско генерала Андерса и ушел с поляками. Потом прошли какие-то слухи о предательстве Андерса, и о Борисе долго ничего не было известно.
Маме тогда было лет десять, ее приютила семья дедовой сестры.
В 48-м году неожиданно пришло письмо от Бориса. Оно было отправлено в советском конверте, судя по штемпелю, из Львова, но без обратного адреса, а написано почти годом раньше. Борис писал, что ему выпала оказия через бывшего сослуживца дать о себе весточку, что он жив, пробрался в Палестину и сейчас живет в Иерусалиме.
Следующее письмо пришло в 56-м, прямо из Израиля. В конверт было вложено фото: на площади незнакомого города с каменными домами, увешанными вывесками с еврейскими буквами, усатый мужчина в кепи и полная молодая женщина в шелковом платье держат за руки стремящегося вырваться непоседливого мальчика лет шести-семи.
На обратной стороне карточки было написано «Дорогим тете Лие, дяде Леве, Мане и Фиме от ваших Баруха, Рахели и Абрамчика. Ерусалем 21.1.56».
Маня – это моя мама, Фима – ее двоюродный брат, сын дяди Левы с тетей Лией. А сына своего Борис, ставший Барухом, назвал, видно, в память деда Абрама.
Письмо было на полстраницы, Барух сухо сообщал, что 8 лет назад женился на Рахели, чьи родители приехали в Израиль из России в 20-е годы, что они держат магазин, и живут в своем доме в Иерусалиме. Абрамчик-Ави скоро пойдет в школу. Баруха интересовало, как мы там, в СССР, не надо ли чем помочь?
Мне был год, мама работала медсестрой, а папа – прорабом в стройтресте. В те годы в нашем городе начиналось крупнопанельное строительство домов, впоследствии прозванных «хрущобами». Папа строил первый район этих «хрущоб», с красивым на русский слух звонким названием «Чиланзар», что в переводе означает, вообще-то, «Пустынный холм», но это был как бы новый город, с новым стилем жизни…
И папе как строителю дали в одном из первых домов отдельную двухкомнатную квартиру! Мои первые воспоминания связаны были именно с этой квартирой, в которой я прожил двадцать с лишним лет…
Мама ответила на иерусалимское письмо: дядя Лева три года назад скончался от рака, тетя Лия на пенсии, живет с Фимкой, его женой Светой и водит в две школы – обычную и музыкальную — их дочку Таню, круглую отличницу. У нас все в порядке, работаем, получили квартиру, Илюша уже ходит и начал говорить…
Возникшая переписка потом теплилась одним-двумя письмами в год, до Шестидневной войны, после которой всякая связь с Израилем прервалась.
Мне было семь лет, когда папу посадили. В то время проходила кампания по борьбе с хищениями социалистической собственности. Как рассказывала мама, папин начальник Шарипов пускал значительные количества стройматериалов «налево», ибо в нашей республике шло большое частное строительство, но в магазинах ничего не продавалось, все стройматериалы фондировались государственным строительным организациям. И папа был вынужден действовать в рамках этой системы.
Мама ругалась с ним, требовала, чтобы он подыскал другую работу, что это плохо кончится, но он не слушал ее – ему нравилась командовать коллективом, да и махинации, видать, что-то оставляли в кармане. Короче, его посадили.
Помню обыск у нас в квартире, целый день люди в штатском все переворачивали вверх дном, но ничего не нашли… Потом был суд. Шарипова приговорили к 5 годам, папу – к 10. До этого их исключали из партии. Папе, кстати, тогда на собрании припомнили родственников за границей — мамину переписку… Через два года руководство страны сменилось, была амнистия по поводу Дня Победы. Родственники Шарипова, участника войны, орденоносца, добились его досрочного освобождения.
Мама тоже писала в местные органы, в Москву, но безрезультатно. Через шесть лет папе изменили режим содержания, он имел право жить как бы на свободе, но не покидая забытый Богом казахстанский поселок, где возглавлял бригаду на строительстве химкомбината.
Так прошло мое детство. Мама крутилась, как могла, не вылезая из дежурств. Я рос сам по себе, кроме дядифиминой семьи никто не принимал в нас участия. Танька, троюродная сестра, поступила в университет на факультет прикладной математики, как всегда, была отличницей и ненавистным мне назидательным примером. Я же, предоставленный самому себе, учился посредственно. Безо всяких с моей стороны усилий, я получал четверки и пятерки по математике, физике, химии, географии, русскому и английскому языкам. Остальные предметы я не любил, не учил и довольствовался тройками.
В 72-м, как раз, когда я сдавал выпускные экзамены, пришло письмо от папы. Он писал, что уже пришли документы на его освобождение, но он к нам не вернется. Что жизнь – сложная штука, за 10 лет он насмотрелся всякого, и теперь он — другой человек. Что он встретил в казахстанском городе женщину, которая связала с ним жизнь, она ждет ребенка, и он остается с ней. Что он заработал за годы работы приличную сумму, которую будучи заключенным, не получал на руки, но теперь накопившиеся деньги его, и он высылает нам с мамой по полторы тысячи рублей…
Не буду описывать, что творилось с мамой после этого… Деньги она отправила назад и подала на развод…
Через шесть лет я получил диплом инженера-электрика и был направлен в энергоцех большого радиозавода. В кадрах заполнил анкету на четырех листах. Был и вопрос насчет родственников за границей — мелкими буквами разъяснялось, что речь идет о родителях, детях, родных братьях-сестрах. Написал, что таковых не имею. Это было правдой, и меня оформили сменным инженером.
***
Из полицейского протокола 22.09.99 г.
…Труп обнаружен в заднем помещении магазина полностью остывшим… По предварительной оценке с момента убийства прошло от 8 до 12 часов…Комната заставлена мягкой мебелью. Труп лежит навзничь поперек большого мягкого кресла. На убитой майка, юбка и сапожки. Голова убитой покоится на ручке кресла и ручке рядом стоящего дивана. Волосы растрепаны. Глубоко в горло погибшей засунут носовой платок, видимо, послуживший причиной асфиксии. На лбу большая рана неправильного очертания, проникающая до кости. Нижняя губа искусана до крови. Юбка задрана, ноги раздвинуты и покоятся на другой ручке кресла. Создается впечатление, что эта поза придана убитой прижизненно насильственным путем. На диване найдена накидка-пончо, в правом кармане которой обнаружен ключ от входной двери, а в левом – недоеденное яблоко… При более детальном осмотре трупа в правой руке обнаружен клок волос, крепко зажатый пальцами…
Продолжение следует
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
