Время “Нашей Культуры” (в дальнейшем НК) началось со смерти Сталина и закончилось смертью страны, которой он управлял. Некоторые носители этой культуры, мы, её пережили. Были ли более “скоротечные” культуры, чем наша?
Большинство культур значительно переживает время своего создания. Со времён Ренессанса или Просвещения минули столетия. Идеи демократии и Римского права, античных Афин и Рима актуальны спустя тысячелетия. Оставила ли след в цивилизации НК? Какие идеи она принесла?
НК начиналась людьми, родившимися перед войной, поколением, не знавшим часто своих отцов. Отцы были убиты Гитлером – на фронте или Сталиным – в чистках. Этот разрыв в поколении стал символом НК.
Основной составляющей базиса НК стала постреволюционная культура СССР. Эстетически этот базис состоял из останков дореволюционной культуры, модернизма начала века и русифицированной версии еврейской культуры, активно влившейся в культуру метрополии после революции. Мелодии местечек из песен Дунаевского и братьев Покрасс, характеры мощной одесской волны постреволюционной культуры оплодотворили революционную романтику и остались в наследовавшем ее елейном социалистическом реализме. В начальном периоде НК, отринув пресловутый соцреализм, искала свои корни в постреволюционной романтике. Окуджавские «комиссары в пыльных шлемах» вышли из “Смерти пионерки” – Багрицкого и “Комиссара” – Петрова-Водкина. “Гренада” Светлова обрела музыку в НК. Почему-то катализатором к поэтической лихорадке начала 60-х послужило открытие памятника Маяковскому в Москве. Когда НК отвергла позже идеи революции, они, приобретя форму негатива, даже повысили свой статус в НК.
НК была, конечно, русской по языку, но в значительной степени еврейской по крови. Официально евреи не представляли и одного процента населения империи. В реальности же легко подсчитать, что евреями, хотя бы на четверть, были не менее 20 миллионов, в подавляющем большинстве, городские жители. И города, в которых в основном жили евреи, как-то: Москва, Ленинград, Киев, Одесса — и были местами, в которых определялись пути развития культуры. В конце 60-х возникла совсем нееврейская литература — «деревенщиков». Её разительное отличие от основного русла НК подчёркивало «непочвенный» характер этого русла. Главный герой романа Виктора Ерофеева «Пять рек жизни» говорит раскричавшемуся антисемиту: «В России вообще все евреи. Кроме тебя».
Вернувшись к идейному процессу, в котором рождалась НК, заметим, что он вышел из идейных исканий немецких евреев XIX века. Это – хаскала, духовное течение, начатое Мозесом Мендельсоном, включавшее эмансипацию евреев, светское образование, как побочный продукт – уход от религии. Это – букет теорий Маркса, социализм Лассаля и его последователей. Это – сионизм, ворвавшийся через столетие в НК в конце 60-х.
В конце XIX века идеологический экспорт из Германии очаровал разночинную интеллигенцию Российской империи и её часть — молодых евреев черты оседлости. Пережили эти идеи ленинизм-сталинизм. И порой в причудливой форме вошли в НК.
В последние годы в Израиль приезжают из России больше неевреев, чем евреев. Впрочем, русское национальное возрождение, наметившееся ещё в конце 60-х, тоже знает немалое еврейское участие.
Главное внешнее проявление НК – это героизм диссидентства. На Джордано Бруно из средних веков, взошедшего на костер, но от своих взглядов не отказавшегося, да на Галилео Галилея, от своих взглядов отказавшегося (но неискренне), наше средневековье дало десятки и сотни людей, пошедших в лагеря и психушки за свои идеи. Вступлением к «героической поре» стал подвиг Бориса Пастернака, затравленного до смерти за смелость напечатать свой загадочный роман. После этого КГБ раскрыло личности Юлия Даниэля и Андрея Синявского, печатавших, по примеру Пастернака, свои книги за границей, но под псевдонимами, и они пошли в лагеря. Александр Гинцбург и Юрий Галансков напечатали книгу о процессе Даниэля и Синявского и пошли в заключение вслед за теми. Группа Павла Литвинова вышла на Красную площадь, протестуя против оккупации Чехословакии, и пополнила население Мордовских лагерей. Возникло правозащитное движение, лидером которого в периоды, когда бывал на свободе, стал Владимир Буковский. К движению примкнул выдающийся физик, академик Андрей Сахаров, — и оказался в ссылке. А генерал Пётр Григоренко за то же был посажен в психушку. Cемён Глузман, Александр Подрабинник и другие выступали против использования психиатрии в карательных целях и получали тюремные сроки. Для духовного движения героизм диссидентства – готовность платить за свободное слово годами заключения – удивителен.
В 60-х своих героев дало и сионистское движение: двое приговорённых к казни (позже помилованных), десятки, прошедшие через лагеря, демонстрации, голодовки. Движение захватило большую часть еврейского населения империи и в значительной степени способствовало её гибели.
Столь богатая на яркие личности культура должна была выдвинуть новые интересные идеи. Сегодня, обозревая духовное наследие НК, его позитивную часть, нужно с огорчением признать, что оно мизерно. С негативной частью всё ясно: в романе Синявского «Любимов» Ленин лает на Луну. В романе у Даниэля правительство назначает день открытых убийств. Его фраза «веером от живота», имеется в виду из автомата, – лучшее описание чувств человека НК к коммунистической власти. Иосиф Бродский сказал в Нобелевской речи: «… Для человека, чей родной язык русский, разговоры о политическом зле столь же естественны, как пищеварение…». Основное требование правозащитного движения почти смиренно: соблюдайте несовершенные советские законы, хотя бы их – сколько людей за это «смирение» пошли в лагеря!
Андрей Дмитриевич Сахаров, самая выдающаяся личность диссидентства, предложил идею конвергенции. Имеется в виду конвергенция коммунистической и капиталистической систем. Идеи социализма “с человеческим лицом”, аналогичные идеям «Пражской весны», проповедовались братьями Жоресом и Роем Медведевыми и забылись так же легко, как и в Праге. Остаётся лишь основной продукт диссидентства – отвержение коммунизма.
Почему все идейные достижения диссидентства негативны? Мы можем усмотреть здесь первородное свойство НК. Отцы боролись за коммунистическую идею, дети – против неё. Нарком иностранных дел Максим Литвинов и командарм Иона Якир порвали с наследием предков и отдали свои жизни установлению коммунистической диктатуры, их сыновья Павел Литвинов и Пётр Якир сделали всё, чтобы эту диктатуру разрушить, стали Петром и Павлом диссидентства. Увы, разрыв со взглядами отцов не стал возвращением к наследию прошлых поколений. Это было произрастание на том же поле, просто вершки и корешки поменялись местами.
Может быть, мы ищем идеи не в том месте? Взглянем на такой их генератор, как литература. НК дала ряд талантливых писателей: Анатолия Гладилина, Василия Аксёнова, Юрия Трифонова, Георгия Владимова, Владимира Войновича, Сергея Довлатова. Все они (как в каком-то смысле НК) имели нееврейских отцов и евреек — матерей. Поэты НК – от еще воевавших Булата Окуджавы и Александра Галича до Иосифа Бродского. Литература стоит на традициях и культуре предшественников. Но у наших писателей, так как цепочка была прервана, истоки лежали скорее по горизонтали, чем по вертикали. Можно вспомнить их предшественников: Хемингуэя, Ремарка, Сэллинджера. Я слышал от Владимова полушутливое замечание: “Аксёнов оказался первым из них, кто, зная английский, прочёл Сэллинжера”.
Исторические романы, написанные Трифоновым, Войновичем, Аксёновым – о деятелях революции, о поколении, прервавшем в России связь времён. Писатели возвращались ко времени, отгородившем их от духовных корней. И лишь Василий Аксёнов, пожалуй, наиболее чуткий к «шепоту времени», прорвался сквозь этот барьер. В своём недавнем романе «Новый сладостный стиль» он погрузился в еврейскую религиозную тематику на столетия назад. Идеи его интересны, но это, как говорят американцы, «too little too late». Культура, на которую Аксёнов имел некогда большое влияние, уже умерла.
Несмотря на блестящие литературные дарования писателей НК, два действительно выдающихся романа, опубликованные в то время, были написаны не ими, а людьми, воспитанными еще до революции. Оба романа были напечатаны через 20 лет после смерти своих авторов: «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, сына профессора Киевской Духовной Академии. Роман “помещал” Москву 30-х годов в ряд с христианскими событиями в Иудее начала нашей эры. Второй роман – «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана. Автор успел получить еврейское образование в родном Бердичеве, продолжал традицию Льва Толстого, воспринимая исторические события как борьбу этических начал.
Поэты НК воспринимали разорванность времён острее, чем писатели. Булат Окуджава в поисках корней в начале пути вглядывался в «комиссаров в пыльных шлемах», позже «поручиком в отставке сам себя воображал». Это было мило, хоть для сердец евреев (сужу по себе) образ гусара говорил не много. Евреев в гусары в Российской империи не брали. А если бы и брали, очередь была бы, думаю, невелика. Да и на гусарах ли покоилась русская культура?
Александр Галич и Иосиф Бродский крестились. Этот путь поисков духовного вектора – приход к религии, но не через возвращение к вере предков, подводит нас к явлению двух разных типов восприятия себя в отношении ко времени и к традиции, к онтогенезу и филогенезу культуры, если использовать вычурный научный язык.
Продолжение следует
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
