Еврейский Мир

Пой, скрипка моя, пой!

Видишь, солнце радостно смеётся.

Расскажи ты ей о любви моей,

И о том, как сердце моё бьётся.

Денег ни гроша, но поёт душа

Под мотивы милой нежной скрипки.

В восемнадцать лет Счастья больше нет,

Всё прошло в одной её улыбке.

Плачь, скрипка моя, плачь!

Расскажи, как на сердце тоскливо! Расскажи ты ей о любви моей,

Может быть, с другим она счастлива’.

(Из песни Сергея Никитина «Жил один скрипач….»)

Помните классический анекдот: «Скажите, Вы умеете играть на скрипке? — Не знаю, не пробовал, думаю, что получится». Так вот, у евреев издавна получается.

Сама Тора называется у мудрецов «Шира» (Песня). Псалмы Давидовы с их поэзией и мелодикой именуют «повторением Торы»! То есть всё, что выражено тончайшими намёками и сокрытыми числами — а это больше вселенной — можно, оказывается, выразить духовной музыкой.

У всех наших главных праздников на разные их обертоны есть своя, особая мелодия. Это — музыка свободы. Рош аШана и Йом Кипур — свобода от греха. Суккот — свобода от обыденности. Шавуот — тогда даруется Тора, о которой сказано: «Читай не харут (выгравированная на скрижалях), а херут (свобода)».

А Песах просто назван: «Время свободы нашей». Это — мелодия мелодий. И хотя любой день хорош для прихода Машиаха, Песах имеет в этом особое преимущество: если Освобождение в Суккот может быть связано с катаклизмами, то раскрытие в Песах скорее всего произойдёт с добавочной долей высшего милосердия. Ритмика этого праздника странна, как его Седер, и легче берёт за сердце. Песах — это скрипка.

Давайте поговорим о «самом еврейском» музыкальном инструменте. Помните шуточку: если с самолёта спускаются репатрианты и в руках у одного из них нет футляра от скрипки — значит, в багаже едет рояль. Но у большинства футляры есть. И в руках у народных музыкантов наших — клезмеров, кляйзмеров (от «кли-земер», музыкальный инструмент) скрипка должна быть обязательно.Раньше вообще музыкантов, чаще всего скрипачей, на идише так и называли: «клезмеры». Обычно они не имели классического музыкально образования, учились в семьях или у соседей. Но — сложнейший из всех инструментов слушался их пальцев и их душ!

Потому что все мы, евреи — «Скрипачи на крыше»! Случайны ли у Шагала летающие, нередко со скрипками, витебские евреи? От одной из его картин и пошло название знаменитого мюзикла.

Наше место — между миром и небесами. Наша работа — извлекать мелодию из своих душ, чтобы небо сошло на землю. Чтобы земля стала пристанищем музыки небес.

А Тора — её партитура, и никто не осмелится сказать, что не умеет читать её нотные знаки: «Ибо близко тебе это слово очень…».

Есть хасидская «майсе» об убогом мальчике, который не мог ни читать, ни писать. Однажды в Йом Кипур его отец молился в бейт-мидраше Бааль Шем Това, а мальчик молиться не умел. Весь долгий день он провёл среди взрослых, которые каялись, плакали, возносили мольбы к Б-гу. И вот пришёл час заключительной молитвы Неила. Не в силах более сдерживать душевного волнения, бессловесный мальчик вытащил из кармана дудочку и заиграл. Возмущённый отец обрушился на него с упрёками (играть на музыкальных инструментах в праздник запрещено), однако Бааль Шем Тов прервал его. «Голос дудочки этого ребёнка, — сказал он, — поднял к небу наши молитвы»…

Музыка была важнейшим элементом храмовой службы и главной храмовой работой левитов. В лучших мелодиях мира звучат отголоски их песен. А в наши времена хасидизм превратил музыку и нигун (напев) в ключевые инструменты служения Творцу, открывающие доступ к преобразованию мира. Рабби Нахману из Браслава принадлежат такие слова: «Святость нигуна может быть очень высока. При очищении добрых зёрен от шелухи, добра от зла высвобождаются мелодия и напев.»

Слова «еврей» и «музыкант» давно стали почти синонимами. Глубоко и полно отражая еврейскую душу, музыка является одним из наиболее ярких её проявлений: в повседневном быту, в праздники и будни, в дни радости и скорби.

Ну а уж если ты спросишь любого на улице, что есть «еврейский инструмент» — ты знаешь, что услышишь: скрипка. И у кляйзмеров, и у всемирно известных «грандов»: Соломон Росси, Йозеф Йоахим, Фердинанд Давид, Фриц Крейслер, Давид Ойстрах, Хагай Шахам, Яша Хейфец, Пинхас Цукерман, Джошуа Белла, Генрих Венявский, Владимир Спиваков, Максим Венгеров, Миша Эльман, Ицхак Перлман, Шломо Минц, Гил Шахам… Очень многие из лучших скрипачей — евреи.

История скрипки не вполне ясна, а сходные с ней инструменты есть у разных племён. Так, предшественник её в Европе — испанская виола — известна с 15 века. А современная скрипка, вроде бы, возникла в Италии в 16 веке. Как и современные шахматы (и примерно в тех же эмиратах).

Существует разработанная ирландским музыковедом Роджером Прайером версия, что создателями инструмента и первыми скрипачами были евреи (возможно, мараны, бежавшие в Италию). У этой версии, конечно, есть и противники. Но факт, что знаменитейшие изготовители скрипок 16-17 веков семья Амати — у одного из них, Николо Амати (1596-1684), учились Антонио Страдивари, Якоб Штайнер и Андреа Гварнери — вероятно, имеют еврейские корни.

Как бы то ни было, скрипка очень пришлась нашему народу по душе. Есть самые разные предположения, почему. В частности, маленькую скрипочку легко было уносить с собой, спасаясь от погромов и преследований. Да и в музыке исполнительской, как и в шахматах, где главный ответ на критику: «ходи!»,- легче бывает доказать ушам слушающего свой реальный уровень. Хотя важнее всего этого то, что вообще струнные, а в особенности скрипка — инструменты страстные, эмоциональные — как наш ко всему небезразличный народ. И — искренние, ибо фальшь в скрипичном исполнении слышна сразу, ведь мелодическая плоть этой музыки — тонкая и протяжённая.

А знаете, ну её, эту музыкологию! Давайте лучше расскажем о любимой скрипке рисунками и стихами. Идёт? Ведь в этом: когда говорят искусством об искусстве,- куда больше радости!

Наум Сагаловский

Скрипач на крыше

Я уже, извините, солидный мужчина,
пожилой, умудрённый годами еврей,
но вчера вдруг почудилась мне чертовщина,
будто кто-то гуляет по крыше моей,
и доносятся сверху неясные звуки,
что-то вроде “гав-гав”, или, может, “хрю-хрю”,
я встаю, надеваю приличные брюки,
выхожу из дверей и на крышу смотрю.

А на крыше, куда я ни разу не лазал,
но надеюсь когда-то взобраться тайком,
восседает какой-то лохматый шлемазл
и по скрипке старательно водит смычком.
“Эй, на крыше! — кричу я довольно сурово, —
это что тебе — поезд? автобус? трамвай?
Видишь — ночь на дворе, половина второго!
Паганини нашёлся! Спускайся давай!”

Слышу голос шлимазла, как будто бы в дрёме:
“Ты, Наумчик, прости меня, глух и незряч:
у еврейской семьи, проживающей в доме,
должен быть непременно на крыше скрипач.
Так что гнать меня в шею — большая ошибка,
лучше ты мне на скрипке играть разреши,
потому что, Наумчик, представь себе, скрипка —
это голос еврейской безумной души.

Если грустно душе — я играю ей Баха,
если весело ей — “Чирибим-чирибом”,
я — микстура добра, я — лекарство от страха,
ангел, скрипкой своей охраняющий дом”.
“Ну, раз так, — говорю, — оставайся на крыше,
будут в доме, надеюсь, покой и уют,
и играй себе вволю, но только потише,
у меня тут соседи, боюсь — не поймут”.

Слава Б-гу, на крыше сидит, а не в яме,
мой домашний скрипач — не приправа к борщу,
это фрэйлэхс, и Бах, и “А идишэ мамэ”,
он, конечно, не Ойстрах, но я не ропщу…

Юриэль Табачников

Еврейский скрипач

В руке скрипача самоучки взлетал, словно вихрь смычок.
Кружились деревья, дома, синагога, как детский волчок.
И звуки под пальцами вдруг превращались в крылатые ноты.
Срывались, крылами взмахнув, и садились на крыши убогих домов,
С которых стекали клочки позолоты
Уходящего солнца. День уставший отправился прочь.
Облегчённо вздохнув, солнце в кадку скатилось с квашнёй.
И румяные звёзды, как в сказке, осыпали небо.
Хлеба вдоволь и слёз, заменяющих соль.
И селёдка, и халы сплетенье. Всё подарит волшебная ночь.
Под рукой скрипача, будто свитка откроется мир затаённый.
Вверх взлетает смычок. Ввысь взлетает скрипач.
Вниз стекают печали, затих вдали плачь
И чище становится неба простор затемнённый.
Неба, в котором скрипач над уснувшим местечком плывёт,
Будто ангел надежды, мечтой окрылённый.
А по улочке тихой лишь нищий бредёт утомлённый.

Моисей Лемстер

 Мои Скрипачи

 Есть подсвечник у меня.

Он не создан для огня.

В нём, вместо семи свечей,

Семь печальных скрипачей.

Только я начну молиться,

Озаряются их лица,

Поправляются очки,

Поднимаются смычки.

И мелодия, как птица,

К звёздным небесам стремится.

С вечностью

Недолговечных

Нас соединит подсвечник.

Семь печальных скрипачей.

Льются в сумрак семь свечей.

Семь лучей — ночной ручей.

Но кончается молитва.

Возникает снова битва

Света с тьмой.

Добро и зло.

Чёрт и ангела крыло.

И кричат мне скрипачи:

«Слушай, парень, не молчи!

Помолись ещё немного,

Может, мы увидим Б-га!

Ты, тревожа небеса,

Вызвал скрипок голоса».

Я молюсь, и слово к Б-гу

Торит музыке дорогу.

Только мама недовольна.

Мама говорит:

«Мне больно.

Зажигая семь свечей,

Ты замучил скрипачей.

Ты же видишь — это дети.

Что для них молитвы эти?

Пусть себе играют гаммы»…

Заглушает голос мамы

Музыка моих ночей —

Семь печальных скрипачей

(Перевод с идиш Рудольфа Ольшевского)

  Борис Марков

 Еврейский музыкант

Еврейский музыкант, будь осторожен,
Футляр потёртый тронуть не спеши…
Сей инструмент не просто очень сложен,
У скрипки струны — ниточки души.

Был молод — голос скрипки раздавался
На тризне, свадьбах, праздниках… Шолом!
Смычок играл, что даже волос рвался…
Душа моя, ты помнишь о былом!

Мелькали вереницей год за годом,
Согнула спину тяжесть прошлых лет,
Коль ты еврей — под этим небосводом
Научат помнить праотцов завет.

Волшебной музыкой звучанья скрипки
Спасёшь едва… Как огоньком свечи….
Играй скрипач, но всё же помни — зыбкий
Фонарик твой для путника в ночи.

Ты можешь увести, где нет возврата,
И можешь обманувшись обмануть…
И как итог — или любви утрата
Или любовь, но так, что не вдохнуть…

Скрипач раз взявший в руки скрипку —
Ведь для таких как ты и ад и рай,
Скрипач прошу — не соверши ошибку….
Но всё равно скрипач играй, играй, играй!

Эмма Рухл Шейна

 Этой нотой ты сердце пронзил мне, скрипач.
Я хотела себя защитить равнодушьем.
Скрипка пела, смеялась, вдруг вырвался плач.
Это он своей болью задел мою душу.

А смычок то дрожал в тонких пальцах твоих,
то метался ладьей в море шумном и бурном.
И рождался из музыки образный стих,
в расхождение с залом надменно-бравурным.

Потолок вдруг ушёл. Черный фрак. Черный грач.
Местечковые крыши, скупое раздолье.
Предо мною стоял бедный, старый скрипач
со своей жалкой жизнью и проклятой долей.

Он озябшими пальцами скрипку сжимал,
озаренный улыбкой прекрасной надежды.
Ветер северный, жёсткий, бездумный нахал
проникал сквозь худые лохмотья одежды.

Он играл о любви и о теплых краях,
забывая про голод и горькую долю.
И прекрасная грусть, а не боль или страх
из души изливалась на широкую волю.

Скрипка пела, смеялась, и плакал скрипач,
вспоминал и мечтал, и рассказывал свету:
о прошедшей весне, о чреде неудач…
И я плакала с ним… Тот скрипач был Поэтом.

Арье Юдасин

Я сегодня Моцарт. Я Ойстрах и Паганини.

Я играю тебе одной.

И пока я играю — я знаю, я знаю,

Ты хочешь стать моей женой!

Чтобы я всегда играл для тебя одной.

Я сегодня Эйнштейн. Я открыл, что такое «любовь»:

Это есть «уваженье», «почтенье»,-

И я для тебя играю.

Я сейчас твой оркестр,

Ты мой зал. Ты мой мир. Столько слов

Я в молчаньи смычком говорю.

Для тебя я живу. Умираю.

Уважайте любимых! Так бесценна душа для души!

Уважайте любимых — только неповторимое свято!

Б-г один. Ты одна у меня.

Что же, скрипка, пляши!

Ты — мой зал. В нём билеты — вниманье.

Бесценная плата!

Фрэдди Зорин

 О, скрипочка! Твой вечный друг — еврей.

Вы связаны навек судьбой своей.

Мелодия твоя — и близь, и даль,

И радость, и глубокая печаль,

И безутешный плач, и звонкий смех,

Порой — сквозь слезы, на виду у всех.

Шла праздников веселых череда,

Но хоть один без скрипки? — Никогда!

И на еврейских свадьбах всякий раз

Безудержно смычок пускался в пляс.

И угасала скрипка, как свеча,

В руках окоченевших скрипача,

Того, что был застрелен наповал,

Когда он «Фрейлехс» в гетто заиграл.

Так маленькая скрипка велика!

Вместив в себя минувшие века,

Испив всю боль до капли и до дна,

Теперь поёт Израилю она.

Над древнею землей на новый лад,

Чаруя, струны вечности звучат.

Вам скрипка скажет больше, чем слова.

Жив мой народ, пока она жива!

Фрэдди ЗОРИН, Арье ЮДАСИН

Оцените пост

(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться