В начале раздела «Дварим» Моше говорит намеками о грехах предыдущего поколения, умершего в пустыне. Он вспоминает трагическую историю с разведчиками. Если бы евреи не послушались их клеветнического отчета, не запаниковали, а сразу вошли в Страну Израиля, Б-г дал бы им всю обещанную землю. Но евреям не хватило веры, и в результате все поколение было приговорено к постепенному вымиранию. Моше с горечью говорит, что он тоже лишился права вступить в Эрец Исраэль. Опомнившись, евреи решили исправить положение: они бросились в атаку на превосходящие силы эмореев, не слушая предостережений Моше, что Б-г не поддержит их, — и потерпели разгром. Отныне им запрещено сражаться против царств Эсава, Моава и Амона, земли которых не войдут пока в состав Страны Израиля. Ее завоевание начнется с царств Сихона и Ога и будет проходить естественным путем, без видимой Б-жественной поддержки.
«И вот слова, которые говорил Моше всему Израилю…» (Дварим, 1:1).
Три года назад в Израиле разгорелся скандал, в центре которого оказался древний каббалистический обряд «Пульса де-нура». Группа религиозных евреев, стараясь не привлекать к себе внимания, собралась на старом кладбище и призвала ангелов смерти забрать на небо главу правительства, чтобы предотвратить затеянную им депортацию евреев из поселений Газы.
Однако о молитве узнали; кто-то заснял ее на кинопленку. И что тут началось! Радио и телевидение неистовствовали. Левая элита призывала к ответу раввинов, а бывший глава ШАБАКа потребовал расправиться с участниками обряда, как с самыми опасными террористами из ХАМАСа и «Исламского джихада». Молитва не помогла: изгнание состоялось, но через пять месяцев премьер-министр впал в кому, из которой не вышел до сих пор: ни к мертвым, ни к живым.
Странно, однако, что обычная молитва, набор слов, которая даже не подпадает под юридическую категорию «подстрекательства» (ведь участники обряда обращались не к людям, а к бестелесным ангелам) так переполошила убежденных материалистов и борцов с религиозным дурманом, не верящих ни в благословения, ни в проклятия. В конце концов, могут ли слова повредить живому человеку? Хоть горшком назови, только в печку не ставь…
И все же слова — это сила, да еще какая! Мы начинаем читать пятую, заключительную книгу Хумаша, которая так и называется «Дварим» — слова.
Представьте, что вы участвуете в теледебатах, тема которых — все та же пресловутая «Пульса де-нура». Вас спросили: «Что хуже, убить человека или плохо высказаться о нем в присутствии других людей?»
Многие даже не поймут этого вопроса. В современном обществе принято считать, что физическое насилие и тем более убийство неизмеримо хуже, преступнее, чем клевета, наговор, «убийство репутации».
Но еврейская традиция говорит нам нечто прямо противоположное: «лашон ха-ра», дословно «злой язык» — это самый тяжкий из всех грехов. Унизить, оболгать ближнего — хуже, чем совершать разврат, идолопоклонство или даже убить физически. Грех «лашон ха-ра» приравнен ко всем других грехам, вместе взятым. Но почему?
Известно, что на святом языке слово «давар» означает «слово» и «дело». В чем причина этого лексического тождества? Весь мир и все, что в нем находится, представляют собой слова, произнесенные Творцом. Б-г создавал мир речью. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть первые стихи книги «Берешит»: «И сказал Б-г: «Да будет свет!» И возник свет».
Все земное и небесное — это Его слова. Не больше, но и не меньше того. «По слову Б-га возникли небеса, и дыханием уст Его сотворены все их воинства».
Вс-вышний не только создал мир словами 5769 лет назад, но и сохраняет его поныне Своей речью. Все, что нас окружает, существует лишь «по слову Б-га». Более того, каждая вещь — это Его слово. Весь мир строится и поддерживается речью Творца. Если Он прекратит «говорить», мир рассыплется в прах.
Поэтому когда человек злословит, он как будто выбивает кирпичи из кладки мироздания. Злая речь отравляет атмосферу земли; добрая речь очищает ее. Еврей выполняет свою задачу в этом мире главным образом через речь. «Голос — голос Яакова, а руки — руки Эсава». Голос Яакова — это голос Торы и молитвы, голос милосердия и благословения, но отнюдь не проклятия.
Теперь ясно, почему «Пульса де-нура», записанная на видеопленку, так переполошила светских израильтян. Слова этой молитвы прозвучали грозным набатом, сгустили атмосферу в стране. К тому же печальный прецедент уже имелся: за десять лет до Шарона его предшественник на посту премьер-министра Ицхак Рабин погиб через две недели после того же словесного обряда.
«И услышал Б-г звук речей ваших, и разгневался, и поклялся, сказав: «Никто из людей этих, из поколения этого злого не увидит хорошей страны, которую Я клялся дать отцам вашим» (1:34-35).
Вслед за субботой раздела «Дварим» наступит пост Девятого Ава, которым отмечается годовщина разрушения Первого и Второго Храмов, а также ряда других трагических событий в еврейской истории.
Трудно подыскать в Пятикнижии более подходящий для этой печальной даты раздел, чем нынешний. Главная тема «Дварим» — грех разведчиков. Из традиции мы знаем, что еще задолго до гибели Храма день Тиша бе-ав был помечен черным знаком. В тот день тридцать три столетия назад разведчики принесли пессимистический отчет о Земле Обетованной, и деморализованные евреи отказались вступить в нее, нарушив волю Творца. В ту ночь они горько плакали. Плакали зря. В наказание Б-г оставил евреев на сорок лет в пустыне, пока не вымерло поколение бывших рабов. Эрец Исраэль завоевали их дети. В память о том тяжком грехе и в назидание будущим поколениям дата 9 Ава вобрала в себя множество трагедий и несчастий, давших евреям достаточно причин для горечи и плача на многие века вперед.
Зачем же плакать?
Но может ли еврей оплакивать в Тиша бе-ав разрушение Храма и Иерусалима, любуясь сегодня этим заново отстроенным и уютным городом?
Ответ мы находим в следующей истории. Рабби Гершон Китовер, зять Баал-Шем-Това, приехал в Иерусалим примерно два с половиной столетия назад с первой группой хасидов-репатриантов. Осмотревшись, он обратил внимание на уютные особняки, в которых размещались представительства разных стран и религиозных конфессий. Тихий безмятежный городок среди живописных холмов. Как это было не похоже на картину запустения, нарисованную РАМБАНом в его известном письме, отправленном из Святого Города пятьюстами годами ранее!
И рабби Китовер расплакался. Затем он объяснил своим озабоченным спутникам: «Теперь я до конца понял слова из молитвы «Неила», которую мы читаем в конце Йом Кипур перед закрытием ворот Небесного суда. В эти драматические минуты, ослабевшие телом от долгого поста, но укрепившиеся духом евреи посылают Б-гу еще одну страстную молитву, перечисляя в ней тринадцать качеств
Б-жественного милосердия. Вступление к этой молитве звучит почти трагично, как в Тиша бе-ав: «Вспоминаю, о Б-же, и плачу: вижу, как прочно стоят другие города, и лишь город Г-спода словно низвержен до преисподней. И все-таки мы уповаем на Г-спода, к Нему устремлены наши взоры».
До прибытия в Иерусалим рабби Китовер думал, подобно многим из нас, что составители этой молитвы указывали на контраст между Святым городом и могущественными метрополиями — Римом, Парижем, Лондоном и Берлином. Но увидев, как заново отстраивается Иерусалим, оценив его обаяние и сравнив с руинами разрушенного Храма, он вдруг понял более глубокий смысл тех слов.
«Прочие города, — продолжил рабби Китовер, — это земной Иерусалим, город из камня, а «город Г-спода» — небесный Иерусалим, святой Храм».
Нам, конечно, больно сравнивать его руины с великолепием заграничных городов, но боль значительно усиливается, становится почти невыносимой, когда мы видим гигантскую пропасть между материальным процветанием Иерусалима и его духовным запустением.
И чем выше дух человека, чем восприимчивее он к духовным сферам, тем больше он страдает при виде этой пропасти. Вот почему рабби Китовер безутешно плакал, прибыв в город своей мечты.
Однако еврейская традиция не терпит безысходности. Трагические слова из молитвы «Неила» завершаются на оптимистической ноте: «И все-таки мы уповаем на
Г-спода, к Нему устремлены наши взоры».
Однажды в Тиша бе-ав к Западной стене Храма пришли отец с сыном. Оглянувшись, мальчик спросил, почему все эти взрослые дяди плачут.
«Посмотри, — сказал отец, — здесь стоял когда-то наш святой Храм. Он был окружен четырьмя мощными стенами. Враги разрушили Храм и стены. Все, что осталось от его былой славы — это одна крепостная стена, Котель, у которого евреи молятся. Они плачут здесь, потому что вспоминают Храм».
«Но папа, — удивился сын, — ведь скоро придет Машиах. Он отстроит «Бейт ха-микдаш» и стены вокруг него. Мы должны не плакать, а радоваться тому, что одна из этих стен уже стоит. Осталось построить еще три».