Загадка умирания и тайна жизни

Фото: libweb.kpfu.ru

Придя в этот мир, мы узнаём его всеобщий закон: всё рождённое развивается, потом стареет, угасает и умирает. Ну хорошо — почти всё.

Два момента связывают этот мир с иным — приходы и уходы, рождения и смерти. Наш маленький сын злил меня, повторяя вопрос: «Зачем вы родили меня? Я же вас не просил». Я не понимал: он, похоже, знал что-то неведомое мне. Загадочная тема: имеющиеся у многих детей смутные воспоминания о чём-то.

Не менее мистичен уход из этого мира. Его загадка мучила Лермонтова, написавшего две поэмы: «Ангел смерти» и «Азраил» (второе — во многих религиях имя первого), повесть «Фаталист» — о предопределённости дня смерти, да и в жизни делавшего всё, чтобы приблизить для себя знакомство с разгадкой тайны.

Давно замечено особое выражение, появляющееся на лице человека в день его ухода. Его называют «маской Гиппократа». Я наблюдал её дважды. С инструктором шахматного клуба МГУ я был знаком слабо, лишь здоровался с ним. Куда лучше знал шамеса синагоги, в которой молился по утрам, крупного еврея из Словакии, прошедшего через концлагеря. Оба в свой последний день почему-то хотели особо попрощаться со мной. Я навсегда запомнил отсвет потустороннего мира на их лицах. То, что это было прощание навсегда, я узнавал на следующий день — они умерли ночью.

Умирают не только люди, но и общества. Так сложилось, что первые свои 39 лет жизни я провёл в угасавшем СССР, следующие 33 года — во входящих в кризис США, а последние полтора года живу в молодом, моложе меня, Израиле. Есть что сопоставить — знаки увядания и молодости обществ.

Лицом общества является его культура; умирает она — угасает общество. Осталась ярко прорисованная великими мастерами маска Гиппократа Российской империи, начавшей ХХ век двумя бездарными войнами — японской и мировой и тремя революциями — и умершей насильственной смертью.

О приближающемся умирании — последняя пьеса крупнейшего русского писателя той поры Антона Чехова «Вишнёвый сад», написанная в 1903 году. Россия — «вишнёвый сад» — обречена на вырубку. Её заменит — или новая капиталистическая страна купца Лопахина, покупающего сад, или утопия студента-социалиста Трофимова, увозящего в неведомое будущее дочь старой владелицы сада. В запертой усадьбе остаётся забытым слуга Фирс -как напоминание об обречённом народе.

«Вишнёвый сад» сурово критиковал другой классик того времени Иван Бунин, казалось бы, не согласный с диагнозом доктора Чехова. Но сам открыл ХХ век рассказом «Антоновские яблоки» с многозначительным подзаголовком «Картины из книги “Эпитафии”», точно отражавшим настроение рассказа. Это произведение 1900 года заранее оплакивало уже обречённую страну. А Максим Горький «Песней о Буревестнике», наоборот, почему-то приветствовал её приближающуюся гибель. Чувствовал её и Маяковский, как зафиксировал в своей лучшей поэме «Облако в штанах»:

«Я,

обсмеянный у сегодняшнего племени,

как длинный

скабрезный анекдот,

вижу идущего через горы времени,

которого не видит никто.

 

Где глаз людей обрывается куцый,

главой голодных орд,

в терновом венце революций

грядет шестнадцатый год».

Блок, как положено символисту, был туманнее:

 

«О, Русь моя! Жена моя! До боли

Нам ясен долгий путь!

Наш путь — стрелой татарской древней воли

Пронзил нам грудь.

Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной –

В твоей тоске, о, Русь!

И даже мглы — ночной и зарубежной –

Я не боюсь».

Зарубежную мглу Блок не узрел — он умер в своей стране, вместе с ней. В его последнем стихе — «Пушкинскому Дому», написанному в 1921 году, — прощание поэта с умирающей культурой умирающей страны.

«Пушкин! Тайную свободу

Пели мы вослед тебе!

Дай нам руку в непогоду,

Помоги в немой борьбе!

Вот зачем, в часы заката

Уходя в ночную тьму,

С белой площади Сената

Тихо кланяюсь ему».

Предсмертное фото сорокалетнего Блока сгодилось бы на маску Гиппократа его страны.

Ублюдок, созданный переворотом 1917 года, был обществом смерти.

«Революционеры пели:

Смело мы в бой пойдём
За власть Советов
И как один умрём
В борьбе за это».

В детстве я недоумевал, слыша это: какой смысл в борьбе, если в ней все умрут? Литература новой страны была о смерти: «Как закалялась сталь» Островского, «Разгром» Фадеева, «По ту сторону» Кина. Лучшие поэты страны Есенин, Маяковский, Цветаева поняли дух времени буквально и убили себя сами. А упрямо не шедшие ему навстречу Мандельштам погиб в ГУЛАГе, Пастернак был затравлен властью («Пастернак хуже свиньи» — сообщила она народу). 70 лет власть изводила культуру страны, сначала убивая её носителей (Гумилёва, Пильняка, Бабеля, Мейерхольда, других), потом, обессилев, выталкивая их заграницу (Солженицын, Бродский, Галич, Аксёнов, Тарковский, Любимов, Ростропович и т.д.). Наконец власть очистила страну от лучших носителей её культуры … и умерла сама. Если старую Россию крупные писатели оплакали: Набоков в «Даре» и в «Других берегах», Булгаков в «Белой гвардии», то не оказалось плакальщика по СССР.

1045427444ffffffffff

А останется СССР в истории в большой степени в произведениях сатириков: его довоенный период в рассказах Зощенко, книгах об Остапе Бендере Ильфа и Петрова, повестях Булгакова «Собачье сердце», «Роковые яйца» и в московской части «Мастера и Маргариты», а послевоенное угасание в повестях и сказании о солдате Иване Чонкине Войновича, в богатом фольклоре политических анекдотов. Недавно был похоронен на Новодевичьем кладбище с вполне заслуженными им воинскими почестями завершивший эпоху СССР его последний великий сатирик Жванецкий. Ироничная улыбка-ухмылка Жванецкого достойна остаться маской Гиппократа усопшего СССР.

США — страна гротесков. Дожди в них легко переходят в ураганы, смывающие целые города, сильный ветер — в торнадо, сдувающие посёлки. Оплодотворённая мощным десантом эмигрантов из Европы периода Второй мировой войны, Америка второй половины ХХ века дала могучие всходы во многих областях науки и культуры. Писатели Хемингуэй, Фитцджеральд, Фолкнер, Стейнбек, Апдайк, череда еврейских писателей Америки — Сэлинджер, Башевис Зингер, Беллоу, Маламед, Азимов, Рот, Вук стали явлением мировой культуры. Мир слушал и танцевал всякие рок-н-роллы и твисты, как в Америке, смотрел американские фильмы. Образцом политической жизни для мира стала американская демократия с её Конституцией, свободой слова и прессы, верховенством закона.

И вот в период после 2008 года, с приходом в Белый дом Обамы, за короткий промежуток времени американская культура исчезла, растворилась в воздухе. Американизм — иудео-христианскую идеологию и традиционную мораль сменили идеология неомарксизма и мораль постмодернизма. В последние годы в стране объявились реалии тоталитаризма из ХХ века: от китайской Культурной революции — вставание на колено в знак унижения, усиленное мытьём презренными белокожими ног новых гегемонов; от Третьего рейха — расовые теории — в США они называются «критическая теория рас», а также учение о грехе «привилегии белых». Террор штурмовых отрядов нацистов отразился в США погромами банд BLM и «Антифы». Здешняя «Хрустальная ночь» разразилась после смерти в госпитале, очевидно, от передозировки наркотиков, чёрного великана Флойда — рецидивиста и наркомана, задержанного полицией за использование им фальшивых денег. Громили и жгли, правда, не только бизнесы евреев, как в Германии, но всё, что представляет традиционную Америку. Позже в одном из университетов установили как знак смены культур «стипендию Джорджа Флойда». Интересно, что из подвигов героя нужно повторить, чтобы заслужить её?

Тема «Хрустальной ночи» возникла недавно и по поводу превращения американских медиа, по рецепту Ленина, из поставщика информации в «коллективного пропагандиста». Самая яркая журналистка CNN Кристиан Аманпур некогда в одиночку победила в боснийской войне сербов — её репортажи с той войны, полные симпатии к мусульманам были, хоть и лживы, весьма эффективны, и подвигли президента Клинтона разбомбить сербское ополчение. Сейчас, в годовщину террора «Хрустальной ночи», Аманпур уподобила тому преступлению президентство Трампа. Два израильских министерства: иностранных дел и по связям с диаспорой, заявили CNN протест за такое надругательство над памятью жертв Холокоста.

Наконец, из репрессивной практики СССР Америка присвоила себе «культуру отмены», по которой «отменяются» люди, не принявшие новую господствующую идеологию. Попавшие в чёрный список исключаются из профессиональной и общественной жизни. Это относится и к деятелям культуры и общественной жизни, творившим в прошлом, даже сто и более лет назад. Графический образ «отмены» людей в США — разрушение их памятников.

Недавно оказалась в списке людей, подлежавших «отмене», последняя англоязычная писательница с мировым именем: создательница эпоса о Гарри Поттере англичанка Джоан Роулинг. Она возразила против уничтожения понятия «пол»: «Когда вы открываете двери ванных комнат и раздевалок для любого мужчины, который верит или чувствует, что он женщина … то вы открываете двери вообще для всех мужчин, которые хотят войти внутрь». Кроме того, Роулинг заметила, что замена слова «женщина» омерзительным «менструирующий человек» для многих унизительна. Роулинг приобрела загадочный ярлык «транс-отвергающая радикальная феминистка».

Эти и другие образцы новой культуры выглядят дико и, кажется, должны бы скоро исчезнуть. Но эту культуру приняла как обязательную образовательная система США от яслей до академии, и любой человек в системе образования или в корпоративном мире, отвергающий её, подлежит «отмене» и выбрасывается из осмысленной жизни. Значительное большинство молодёжи, прошедшей индоктринацию американским образованием, впитало эту культуру умирания Америки.

Гарвардский профессор Рут Вайс годы назад заметила, что показателем здоровья демократической нации является её отношение к евреям. Рост антисемитизма в Америке свидетельствует о настигшей её общественные институты и ценности порче. Колледжи и университеты США, их Демократическая партия враждебны Израилю. Нелегко произраильскому студенту пребывать в университетском кампусе. Одна из популярных целей агрессии БЛМ и «Антифы» — синагоги и еврейские бизнесы.

В начале эссе я замялся, допустив, что умирает не всё. Конечно, вечен антисемитизм, но это потому, что вечны евреи. Покидавшие умиравшую Российскую империю, они в Земле Израиля воплотили в жизнь сионистский проект; вырвавшиеся из хиревшего СССР способствовали расцвету Израиля. Поэтому сейчас американские евреи, желающие спасти своих детей от индоктринации американской образовательной системой, имеют возможность присоединиться к своему вечно молодому народу с его вечными ценностями в возрождённом Израиле.

_229060-55

 

 

 

 

14a

Оцените пост

Одна звездаДве звездыТри звездыЧетыре звездыПять звёзд (голосовало: 10, средняя оценка: 4,60 из 5)
Загрузка...

Поделиться

Автор Борис Гулько

Иерусалим, Израиль
Все публикации этого автора

2 комментариев к “Загадка умирания и тайна жизни

  1. Очень показателен (в контексте Вашего нового эссе, Борис) эпизод со смертью Бернхарда Опперманна (в романе Фейхтвангера «Братья Опперманн», опубликованном в 1933 г., когда было еще далеко не все ясно о надвигающейся катастрофе для евреев). Молодой человек видит угасание и смерть его мнимой «родины» и отказывается от совета его кузины-сионистки эмигрировать в Палестину, гордо выбрав добровольную смерть вместо коленопреклонства перед Злом. Для американского и европейского еврейства существует возможно также ограниченный выбор: встать на колено в знак унижения — не более чем самообман, который только на некоторое время отсрочит время расплаты, или эмиграция в Израиль. Вероятно Вам (с особо развитой шахматной интуицией) стало это понятно раньше других и даже раньше, чем Вы сами это сознательно осмыслили.

  2. Fritz: хорошая аналогия. Я знаю о нескольких случаях, когда немецкие евреи предпочитали смерть в Германии репатриации в Палестину.
    Сейчас ситуация иная — Плалестина уже не заброшенное место, а цветущая страна Израиль. Ныне многие американские евреи задумываются о нём.

Обсуждение закрыто.