За последние двадцать лет не было в Израиле политика, который вызывал бы такой неослабевающий интерес, такой разброс мнений — от восторга до ненависти, — как Авигдор Либерман. Для русского Израиля он вообще фигура показательная и знаковая.
С одной стороны — воплощение «американской мечты» в ее израильском варианте: стремительный взлет безвестного репатрианта из Кишинева от грузчика в аэропорту до главы МИДа, второго лица в правительстве, вызывает восхищенное умиление. С другой — свидетельство кастовости израильского общества: никого местный истеблишмент не травил с такой настойчивостью и яростью, как этого прорвавшегося на политический олимп чужака. Сам того не желая, Либерман стал зеркалом диаметрально противоположных черт Израиля и потому — самым верным его отражением.
Немного детского
– Когда вы оказались в стране 20-летним репатриантом, могли предположить, что когда-нибудь будете представлять Израиль в мире в качестве главы МИДа?
– Конкретно — нет. Но как у всякой «случайности», у этого были кое-какие предпосылки. Международной политикой я увлекался еще в школе, хотел стать дипломатом. Тогда единственной дорогой в эту профессию был Московский институт международных отношений — МГИМО. Учитель объяснил мне, что с моими анкетными данными туда нечего даже соваться. И тогда я придумал обходной маневр — решил поступить на международное право. Всего два вуза готовили по этой специальности, ближайшим был Киевский университет. Поехал туда.
– Опрометчивый выбор. В те времена в Киеве евреев не принимали даже в политех.
– Мне было 17 лет, я многого не знал… Документы принимала студентка или аспирантка — такая щирая украинка в вышитой блузке, с тяжелой косой. Она посмотрела на первые графы моей анкеты, на меня… Сказала: «Молодой человек, вы, когда сюда входили, заметили вывеску, что здесь университет имени Тараса Григорьевича Шевченко, а не Шолом-Алейхема?» И подвинула мне папочку с бумагами обратно.
– Хороший урок дипломатии! Запомнили?
– Это было первое, что я вспомнил, когда пришел в кабинет министра иностранных дел Израиля, где просидел без малого шесть лет.
Проверка оппозицией
– Тяжело было расставаться с кабинетом главы МИДа?
– Я мог в нем остаться. Если помните, после выборов за присоединение к правительственной коалиции нашей партии, НДИ, предлагали портфели министров иностранных дел и абсорбции. Да и сейчас время от времени поступают в разных формах предложения вернуться в МИД.
– Плохо уговаривают?
– Должностями нас уговорить невозможно. Мы отказались присоединиться к правительству не из-за портфелей и войдем в него не в обмен на них. Когда мы говорим, что для нас принципы важнее кресел, мы именно это и имеем в виду. Нет смысла находиться в правительстве, политики которого не разделяешь и на изменение которой не в состоянии влиять.
– Разве в коалиции у политика не больше влияния на курс правительства, чем вне его?
– Именно так. Ведь состоя в коалиции, ты связан коалиционной дисциплиной — и обязан поддерживать даже те решения, с которыми не согласен. А сейчас у нас развязаны руки.
– Ну и что, что развязаны, если рычаги власти не у вас в руках?
– За год, прошедший после выборов, мы доказали, что в состоянии определять политическую повестку дня даже из оппозиции, и именно благодаря тому, что находимся в оппозиции.
– Ну, например…
– Примеров много, но, может быть, самый показательный — пенсионная проблема репатриантов. Когда мы подняли ее — еще до объявления досрочных выборов — и заявили, что ставим ее в центр социальной программы НДИ, над нами откровенно смеялись. Называли фантазерами и популистами.
– И эгоистами — писали, что Либерман намерен в угоду своему электорату разорить страну.
– Да, кто только нас не поносил и каким только аргументами не пользовался, чтобы доказать, что это невозможно и не нужно. Но на исходе предвыборной кампании не было ни одной партии, претендующей на «русские» голоса, которая бы не заявляла о готовности решить вопрос пенсионного обеспечения репатриантов. Но обещать не значит жениться. На следующий день после выборов все, включая премьера, который давал конкретные обещания, о своих намерениях забыли.
– Вы пытались напомнить?
– Не то слово. На коалиционных переговорах пенсионная реформа была одним из основных наших требований. Скажу больше — если бы хотя бы только это условие было принято, мы бы вошли в коалицию. Но денег для того, чтобы избавить сотни тысяч пожилых репатриантов — пенсионеров нынешних и будущих — от нищеты, не нашлось.
– То есть положение с пенсиями репатриантов не изменится?
– Изменится обязательно. Сегодня это уже предмет консенсуса. И именно благодаря нашей настойчивости. Мы привлекли лучших специалистов, собрали данные, произвели расчеты. Разработали принципы пенсионной реформы, она реальная. Я обратился к русскоязычным депутатам с призывом создать коалицию в защиту алии, чтобы совместными усилиями проводить решения, важные для выходцев из бывшего СССР. Среди них — пенсионная реформа. Мы готовы были организовать общественное давление. И видя нашу решимость, нам не посмели отказать. Коалиция под эгидой председателя Кнессета Юлия Эдельштейна создана. Теперь никто не посмеет отречься от решения пенсионной проблемы репатриантов. Я, со своей стороны, заявил публично, что НДИ не войдет ни в одну коалицию, в числе приоритетов которой не будет предусмотрено проведение этой реформы. Не сомневаюсь, что после наших шагов — с нами или без нас — средства на нее будут выделены уже при утверждении следующего бюджета. Это мы сделали из оппозиции и благодаря тому, что находились в оппозиции.
Ничего личного?
– В свое время вы сыграли важную роль в политической карьере Биньямина Нетаниягу, вы были ближайшими соратниками, и, как говорят, то, что он впервые стал премьером, — во многом ваша заслуга. Сегодня вы — один из самых непримиримых его политических противников и резких критиков. Что за кошка между вами пробежала?
– В моих расхождениях с Нетаниягу нет ничего личного. Нас действительно многое связывает. Пожалуй, никто не знает его лучше, чем я. В его партии «Ликуд» у меня больше друзей, чем у него. Если помните, на предыдущих выборах — 2013 года — мы шли единым блоком и после них образовали единую фракцию в Кнессете. Скажу даже, что это объединение было выгоднее «Ликуду» и Нетаниягу, чем НДИ и мне. Нам пришлось разделиться, когда разногласия оказались непримиримыми. Я напомню, когда это произошло: в ходе подготовки операции в Газе «Несокрушимая скала».
– Война обычно способствует единению. У вас все наоборот?
– Это был не персональный конфликт, а политический и стратегический. Перед операцией я сказал Нетаниягу: «Либо не входи вообще, либо иди до конца». Настаивал на том, чтобы в случае предприятия операции перед армией была поставлена задача уничтожения власти ХАМАСа в Газе. Убеждал, что в противном случае будет нанесен тяжелый удар по нашей силе сдерживания — главному стратегическому резерву Израиля. Что, если не покончим с властью террористов в Газе, получим эскалацию террора в Иудее, Самарии, Иерусалиме. Любой израильтянин сегодня видит: именно это, к сожалению, и произошло. Не всем очевидны стратегические последствия произошедшего. То, что регулярная армия, считавшаяся самой сильной в регионе, в течение 50 дней не смогла справиться в прямом военном столкновении с террористической организацией, — трудно восполняемый урон. Напомню, война Судного дня, самая кровопролитная в Израиле, продолжалась 19 дней и закончилась, что бы там ни говорили, убедительной победой. С государством, неспособным справиться с гораздо более слабым противником, перестают считаться в мире. Тот, кто не может совладать с ХАМАСом, не в состоянии угрожать Ирану в его стремлении к ядерному оружию. Убийственная для нас сделка Запада с Ираном — один из отдаленных результатов нашего фактического поражения в Газе. С такой политикой я согласиться не мог, так как предвидел все ее последствия. И, к сожалению, оказался прав.
– Вы критикуете Нетаниягу не только в вопросах безопасности.
– У нас с ним расхождения принципиальные, они касаются многих вопросов, включая экономику и порядок приоритетов.
– Но пока что он определяет политику Израиля.
– Пока что да. У нас демократическая страна. Так что все может измениться.
Всем — в школу! Но еврейскую
– Насколько для Израиля важно, что о нем думают в диаспоре и как его поддерживают в диаспоре?
– Настолько же, как для вас имеет значение мнение о вас вашей семьи и поддержка с ее стороны. Евреи, живущие в Израиле и за границей, составляют один народ. Как убежденный сионист я, конечно, хотел бы, чтобы весь наш народ собрался в своей стране. Но как реалист я понимаю, что вряд ли до этого доживу. И даже стыдно желать, чтобы возникли какие-то чрезвычайные обстоятельства, которые заставят всех наших братьев вдруг подняться и, бросив все, переселиться на родину. Хотя время от времени в той или иной стране такие обстоятельства возникают — как когда-то в бывшем СССР или теперь во Франции, откуда алия в последние годы растет стремительными темпами.
– Ну а те, кто остается, для Израиля — отрезанный ломоть?
– Ни в коем случае! Плохо, если у них возникнет такое чувство — плохо и для них, и для нас, израильтян. Израиль заинтересован в сильных и благополучных еврейских общинах за рубежом, а вес, благополучие, безопасность и уверенность в себе евреев и еврейских общин диаспоры во многом обусловлены тем, насколько влиятелен, уважаем и силен Израиль в мире и в их странах. Тут взаимозависимость четкая и органичная.
– Далеко не все это понимают.
– Да, и это одна из самых острых проблем сохранения еврейского народа в диаспоре. Потеря связи с Израилем, отмежевание от Израиля — наиболее серьезная и реальная опасность для существования еврейского народа за пределами Израиля.
– Как это связано?
– Самым прямым образом. В наиболее многочисленной и наиболее благополучной общине диаспоры — американской, которая сейчас составляет около 6 000 000 человек, — наиболее сильны процессы ассимиляции. Процент смешанных браков здесь за пределами ультраортодоксального сектора — 71. Каждый третий американский еврей признается, что не чувствует связи с Израилем. А на вопрос исследования о том, является ли забота об Израиле ключевым элементом еврейского бытия, только 43% ответили утвердительно — почти столько же, сколько считают ключевым элементом еврейского самосознания «хорошее чувство юмора».
– Почему вы напрямую связываете отношение к Израилю и сохранение принадлежности к еврейству?
– Потому что это так и есть. Несколько месяцев назад я участвовал в Форуме Сабана — одном из наиболее престижных обменов мнениями между американскими и израильскими интеллектуалами и политиками. Там у меня вышел спор с обозревателем журнала The Atlantic Джеффри Голдбергом.
– О котором говорят: что у Обамы на уме, то у Голдберга на языке?
– Того самого. Это один из наиболее приближенных к американскому президенту журналистов. Так вот, он уверен: новое поколение еврейской молодежи все более отдаляется от Израиля. Привел пример: в одном из наиболее престижных университетов, где учится его дочь, самая массовая еврейская организация — «Шалом ахшав». «Из-за ваших поселений, — сказал мне Джеффри, — из-за вашей непримиримой политики еврейская молодежь стремится отмежеваться от Израиля, вы теряете новое поколение, теряете его навсегда». «Нет, — ответил я ему. — Вы не понимаете главного. Еврейская молодежь Америки отмежевывается от Израиля не из-за поселений, а из-за того, что они не хотят быть евреями, и, если ничего не изменится, их дети вообще не будут евреями. Все потому, что уже ваши дети не получили еврейского, сионистского воспитания и образования.
– Все дело в школе?
– Без нее ничего не исправить. Конечно, это отчасти упущение Израиля. Но в первую очередь — грандиозный провал американского еврейства. Сегодня меньше пяти процентов евреев США получают еврейское образование. Потому что уровень учебы в системе общедоступного еврейского обучения ниже, чем в элитных школах. Качественное еврейское образование обходится в Америке в 36 тысяч долларов в год. Большинству такая роскошь не по карману.
– Вы знаете, как это исправить?
– Израилю надо взять на себя создание мощной еврейской образовательной системы в диаспоре. На это следует тратить по миллиону в день, 365 миллионов в год. И столько же должна взять на себя диаспора. Но должна! А без этого крупнейшая в мире американская еврейская община исчезнет. Ассимиляция нанесет нашему народу такой же урон, как Холокост. Почти те же 6 000 000. Евреи диаспоры, вместо того чтобы поучать Израиль, должны предотвратить грозящую катастрофу — вместе с Израилем, разумеется. Но сначала — осознать эту проблему. Пока они остаются евреями, а их дети и внуки не перестали ими быть.
Беседовал Владимир БЕЙДЕР
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
