Продолжение. Начало в № 695
В мае 1966 года я получил назначение в часть, которая дислоцировалась в узбекском городе Чирчике. А этот город находится всего лишь в 20 км от Ташкента, где за месяц до моего перевода произошло сильное землетрясение. В отличие от известной мне ашхабадской катастрофы, органы массовой информации рассказывали о потерях, которые причинила подземная стихия жилому фонду этого громадного города. Удивляло, впрочем, что при таких разрушениях ничего не сообщалось о человеческих жертвах, неизбежных в случае сейсмических катаклизмов. Вспоминая Ашхабад, я отнес такую «скромность» прессы к нежеланию оповещать население о трагедии.
Думалось, однако, что нечто, подобное Ашхабаду 1948 года, увидеть придется. Уж меня-то, сапера, непременно привлекут к ликвидации последствий. И впрямь, не успел принять должность, как получил приказ немедленно прибыть в центр Ташкента с ротой танковых бульдозеров. И уже к вечеру эти танки выстроились у потрескавшихся стен городского универмага, а в горсовете я получил карту центральной части города с нанесенными зданиями, которые подлежали сносу.
Когда же рассвело, я осмотрел эти дома и невольно изумился: сносить предстояло одну из сторон улицы Карла Маркса, ту, на которой и стоял центральный универмаг и которая по степени прочности нисколько не отличалась от противоположной, сносу не подлежавшей. Я засомневался и попросил письменный приказ. И мне его выдали. А раз так, слушай команду: пушки к корме, танки – вперед!
За полтора месяца бульдозерные отвалы этих танков снесли множество зданий, в том числе такие известные любому ташкентцу, как ГУМ, кинотеатры «Искра» и «Хива», кафе «Стекляшка» и др. Многие из них были не из сырцового кирпича. Впрочем, и глинобитные в большинстве случаев устояли. К примеру, медресе Барак-Хана и Кукельдаш, построенные в ХVI веке, мавзолеи Шейхантаур и Юнус-Хана, оба ХV века. Казалось, столь древние сооружения из сырца неизбежно должны были рухнуть.
Но не только они, а и весь массив глинобитных домов, составляющий огромный лабиринт улочек и тупиков Старого города, лишь слегка подремонтировали, и стоит он нерушимо по сегодняшний день.
А сносились те здания, которые республиканское начальство постановило засчитать как урон, причиненный подземной стихией. Он выразился цифрой в 2 миллиона 300 тысяч кв. м жилья. Каков был урон на деле – неизвестно. Сегодня вполне очевидно, что факт землетрясения был использован руководством Узбекистана, по согласованию с Кремлем, для того, чтобы быстро преобразить центр столицы республики. Это сделали строители, которые прибыли сюда со всех краев Союза со своей техникой и материалами. А площадь под застройку готовили танковые бульдозеры.
Символично, что реальные масштабы ашхабадской катастрофы в советские времена не публиковались, а разрушения ташкентского землетрясения раздувались во всех органах массовой информации. Но о человеческих жертвах помалкивали в обоих случаях. В ашхабадском – их было слишком много, в ташкентском – почти не было.
Весна 1970 года в Чаткальских горах была перенасыщена влагой, и реки Чаткал, Пскем и Угам принесли в русло Чирчика колоссальную массу древесных стволов и просто бурелома. А теснину в верховьях этой реки к тому времени перегораживала одна из самых высоких каменно-набросных плотин – около 170 метров. В скалах были пробиты отводные тоннели, и вода, устремляясь с этой высоты, крутила турбины, вырабатывавшие 600 мегаватт электроэнергии.
За верхним бьефом плотины простиралась гладь водохранилища емкостью более двух кубических километров. Комплекс гидроэлектростанции назвали по имени кишлака, ютившегося неподалеку, – Чарвакским. Но к началу мая 1970 года поверхность водохранилища была забита стволами и ветвями тысяч деревьев, смытых с гор. Оголовки тоннелей, отводящих воду, также были заполнены буреломом. Уровень водохранилища стал катастрофически расти, грозя прорвать плотину. Грандиозный гидротехнический комплекс оказался на грани уничтожения.
В Ташкенте для спасения Чарвакской ГЭС срочно была создана чрезвычайная комиссия во главе с первым замом председателя Совмина республики Камалом Мирзаахмедовым. А для реальных действий сформирован сводный батальон под моим руководством. И на рассвете 8 мая мы прибыли в Чарвак.
Зрелище, открывшееся нам, было тревожным. За гребнем плотины по всей поверхности водохранилища громоздился лес, образовав сплошной настил, по которому мы ходили, и он почти не прогибался под ногами. А бревна с верховьев все плыли и плыли. Следовало немедленно это остановить, и я решил перегородить вход в водохранилище запанью. Ее соорудили из тросов, к которым прикрепили бревна. Начало этой гирлянды плавающие транспортеры переволокли на противоположный берег, закрыв русло. Бревна, которые скапливались у нашей запани, солдаты баграми вытаскивали из воды.
Но сплошной их навал с поверхности баграми было не вытащить. Я попробовал поджечь его, но лес был насквозь пропитан водой. Мы привезли с собой батарею фугасных огнеметов с напалмовыми зарядами, и я приказал дать залп по бурелому в центре водохранилища. Насквозь мокрые лесины исправно сгорели. Еще бы: напалм дает при горении около 2000о С. Следовательно, можно было быстро спалить весь завал, а потом пробить и тоннели.
Но больше зарядов для огнеметов у нас не было. Получить их можно было только на окружных складах в Ташкенте, за 70 км от ГЭС. Ехать надо было самому, оставив сборное войско в горах. Да и прибыть в город я мог только к ночи. А дело было накануне 25-й годовщины Победы, когда начальство, которое могло выписать напалм, и прапорщики, которые должны его выдать, наверняка уже приступили к празднованию, и трезвых среди них не сыщешь. Да и кто я такой, чтобы они со мной дело имели в такое святое время?
И тут я вспомнил о правительственной комиссии, которая себя пока никак не проявила в деле, ради которого была создана. Ее возглавлял сам первый зампред узбекского Совмина. Стоило ему по правительственной связи позвонить начальнику штаба Туркестанского военного округа и сообщить о наших нуждах, как эти напалмовые заряды нам бы сюда еще до утра привезли. И не надо будет в Ташкент мотаться и там рыскать среди празднующих Победу.
Похвалив себя за находчивость, я отправился на поиски высокой комиссии. Уже совсем стемнело, когда я подошел к широкому настилу, вроде тех, что бывают у чайханы. Над ним соорудили балдахин, постелили ковер, набросали подушек, развернули целую кухню. А посреди этого комфорта, окруженный верноподданными, восседал сам зампред. Увидев меня, он гостеприимно воскликнул: «А, подполковник, салам, салам! Давай к нам садись, скоро плов вечерний будет. Пока чай пей, рассказывай, как дела».
Я сказал, что есть один только способ ликвидировать навал леса на водохранилище – сжечь его. Мы попробовали, горит хорошо. Зампред снисходительно одобрил наше намерение. Тогда я объяснил, что для его выполнения мне нужно полтысячи штук напалмовых зарядов для фугасных огнеметов. И попросил его позвонить начальнику штаба ТуркВО генерал-лейтенанту Петру Будаковскому, чтобы тот приказал эти напалмовые заряды срочно, еще до утра, привезти сюда, на Чарвак.
Реакция Мирзаахмедова была совершенно неожиданной и весьма импульсивной. Он заорал: «Вы что думаете, мы не понимаем совсем ничего? Какой может быть напалм, мы же не американские агрессоры. Что здесь Вьетнам, что ли? Здесь Чарвак, а не Вьетнам, и вы меня в такие дела не впутывайте. Я никому звонить не буду по такому политическому вопросу».
Все мои попытки убедить этого ответственного товарища, что напалмовый заряд – это обычный боеприпас, такой же, как пистолетный патрон, ни к чему не привели. Зампред стоял, как скала в Чаткальских горах. «Легкой жизни» не получилось. Пришлось ехать в Ташкент, мотаться по квартирам спящего начальства, будить пьяных завскладов. В итоге я пригнал к утру два грузовика с зарядами. И огнеметные залпы сожгли весь древесный настил поверхности водохранилища, а потом и лес, забивший оголовки отводных тоннелей.
А когда опасность разрушения плотины Чарвакской ГЭС миновала, высокая правительственная комиссия, пальцем не пошевелившая, чтобы помочь военным в этом деле, на своих «членовозах» убыла в Ташкент. Не попрощавшись с нами и не сказав ни слова благодарности. Не услышали мы его и потом. Об этом непростом и ответственном деле вообще ни слова не прозвучало в СМИ, ни в местных, ни в центральных. Как и о других делах, о которых рассказано в этом очерке.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
