Фишер глазами переводчика

В сентябрьские дни 1970 года на Мальорке проходил межзональный турнир, с которого начался стремительный подъем на шахматный олимп Роберта Фишера.
Триумфу на Мальорке предшествовал весьма длительный отход Фишера от борьбы за первенство мира. За победой на межзональном турнире последовали впечатляющие победы в претендентских матчах, а затем, как венец, завоевание чемпионского титула в матче против Бориса Спасского в Рейкьявике.
Именно в то время мной была переведена на русский язык книга Фишера «Мои 60 памятных партий». За вереницей бесконечных шахматных соревнований, за калейдоскопом все новых и новых шахматных героев невольно забывается история древней игры. Уходят из памяти и более недавнее прошлое, забываются кумиры, еще недавно владевшие умами и сердцами всех почитателей шахмат.
В этих заметках хочется рассказать о моей «встрече» с Робертом Фишером. Встреча эта, правда, носила заочный характер. Никогда не забуду, как, находясь в августе 1971 года на отдыхе в Эстонии, я получил телеграмму от Юрия Абрамовича Бразильского, редактировавшего шахматную литературу в издательстве «Физкультура и спорт».
Запомнился текст этой памятной для меня телеграммы: «ЛЕВ ФИШЕРА ПЕРЕВОДИТЬ БУДЕМ!» Пожалуй, только мне было понятно, что стояло за этим радостным восклицанием. Я знал, сколько сил и терпения стоило так безвременно ушедшему Юрию Абрамовичу, моему шахматному учителю и другу, пробить тупые лбы чинуш в издательстве (и на более высоком уровне тоже), чтобы убедить их в необходимости перевода «60 памятных партий».
Эх, знал бы Фишер, как мы его любили, как желали ему успеха, как восхищались! Потом, много лет спустя, он требовал деньги, обвинял нас в воровстве. Честно говоря, ни я, ни Бразильский на нем не заработали.
Надо было знать Юрия Абрамовича! Всю свою жизнь он работал за копейки, ничего не любя так, как шахматы. Сначала учил ребят в Доме пионеров на Павелецкой (можно представить его зарплату руководителя шахматного кружка в 50-е годы), а потом жил на скромную зарплату редактора в спортивном издательстве.

Сеанс одновременной игры. Юному шахматисту 13 лет. Нью-Джерси, 1956

Не разжился на Фишере и я. Помню, что получил 600 рублей. Купил себе бельгийский (дакроновый — крик тогдашней моды!) костюм, что было по тем временам роскошью, да пару кофточек для матери. Но мы оба, Бразильский и я, радовались тому, что смогли подарить русскому читателю замечательную книгу Фишера, его блестящие партии и неповторимые по глубине комментарии.
Конечно, я был взволнован и обрадован. Такое предложение было и высокой честью, и большой ответственностью. В начале 70-х годов Фишер или, скорее, «проблема Фишера», привлекали всеобщее внимание. Его имя было буквально у всех на устах. Естественно, перевод его книги ожидали с большим нетерпением. Помню слова Бразильского: «Дорога ложка к обеду». Он торопил издание книги. Боялся, что какая-нибудь «умная головушка» в последний момент притормозит. Да и матч со Спасским был не за горами. (Я переводил книгу как раз в период матча Фишера с Петросяном в Буэнос-Айресе). Она вышла, пользуясь издательской терминологией, «молнией». В конце октября 1971 года я сдал рукопись перевода, а в апреле 1972 года, то есть за три месяца до матча Спасский — Фишер, книга появилась на прилавках магазинов и тут же была раскуплена. Можно вспомнить, сколько в то время уходило лет на издание шахматной книги, и тогда станет понятно, что публикация перевода «60 партий» была поистине молниеносной. Интерес шахматной публики к книге был огромным.
Вспоминаю конференцию, посвященную книге в Центральном шахматном клубе СССР. Большинство журналистов и читателей были благодарны мне за проделанную работу, некоторые обнаружили кое-какие неточности в моем переводе, но главным было другое: аналитический труд Фишера был выше всякой критики. Не сомневаюсь, что эта книга, переведенная на многие языки, переживет многие поколения шахматистов.

Окончание следует

Сослагательное наклонение

17 августа исполнилось 100 лет со дня рождения М.М. Ботвинника.
Прихожу однажды я на очередной урок английского к Михаилу Моисеевичу Ботвиннику. Садимся, как обычно, в его кабинете за стол. Начинаю объяснять ему что-то — помнится, о сослагательном наклонении. Но замечаю, какой-то он сегодня не очень внимательный, что с ним бывает крайне редко, если бывает. Как-то даже ерзает он на стуле. А потом говорит: «Лев Давидович (он ко мне всегда так обращался, хотя старше меня на 30 с лишним лет), у меня есть сегодня на вечер пригласительные билеты в Дом журналиста. Пойдемте вместе. Какое-то кино будут показывать. И женщины там будут миленькие, думаю».
Я не знал, что сказать. Соблазнительно, конечно, с Ботвинником выйти в свет. Показаться, так сказать, на людях. А с другой стороны, такого легкомыслия от Михаила Моисеевича я не ожидал никак. А эти миленькие женщины? Неужели это Ботвинник? Ведь серьезнее на свете я никого не считал.
Я растерялся и решил сказать правду. «Вы знаете, Михаил Моисеевич, я должен пораньше дома быть сегодня. Жена ждет…»
Это была чистая правда. Я за несколько месяцев до знакомства с Ботвинником женился, и юная жена уже была в интересном положении.
«О, какие у вас высокие нравственные принципы, — сказал Ботвинник. — Я тоже такой был в молодости. Никогда жене не изменял. Наверное, правильно. Хотя сейчас жалею. И вы, Лев Давидович, тоже жалеть будете. Так что вы там сказали про сослагательное наклонение?»
Ботвинник был провидцем. Я и сейчас жалею, что отказался от его приглашения. Но ведь сослагательного наклонения в жизни нет…