КАРМАННАЯ КРАЖА
Так я продержался три месяца. И наконец решился. Я ехал в трамвае, когда мне попалось на глаза объявление, помню еще – вместо «сдается» было написано «здается комната». Я подумал, надо пойти поговорить и привезти жену с детьми. Выхожу из трамвая, со мной выходит какой-то человек и хватает за руку. С ним еще двое.
Я спрашиваю:
– В чем дело? Он говорит:
– Отдай пятьдесят рублей. Двое подтверждают:
– Мы свидетели. Мы видели, как ты сунул руку к нему в карман и украл пятьдесят рублей. Отдай.
Я говорю:
– Вы ошиблись.
– Нет, не ошиблись. Пойдем в милицию, там разберемся. А мне в милицию идти – ну совсем ни к чему.
Тащат меня по улице, а вокруг уже толпа: «Жулика поймали! С поличным!» Представляете себе мой вид? Так мы шагаем, и вдруг вижу – идет раввин Шмая Марьяновский. Я кричу:
– Ребе, лайт мир фуфцик рубл! (Одолжите мне пятьдесят рублей. – идиш).
Рав побежал домой – он жил рядом, догнал нас и дает пятьдесят рублей. Я протягиваю деньги, а они не берут: «Ну нет, пусть отдаст те, что украл». Что вы на это скажете?
Не знает человек, где он зарабатывает олам а–ба. Не знает цены своему поступку.
Недалеко от базара Бешагач работал еврей-шапочник. Инвалид. Одной ноги у него не было. Мы встречались по субботам в доме раввина, куда я приходил молиться. Увидел этот шапочник меня в толпе и закричал:
– Я его знаю! Он не жулик! А эти говорят:
– Жулик, мы сами видели. Но шапочник как отрезал:
– Сами вы, наверно, жулики!
А они – ледяным тоном:
– Вам придется ответить за ваши слова.
Меня это на мгновение поразило. Мне и в голову не приходило, что они не случайные люди. Только потом по разным признакам я догадался, что это люди ГБ.
Идем по городу, а шапочник упорно ковыляет на протезе, не отстает:
– Слушайте, а зачем идти в городское отделение? Вот уже недалеко рынок. Там тоже есть отделение милиции.
Им возразить нечего, вокруг толпа…
– Ну да, конечно, давай туда.
Они думали, что все равно меня задержат. Входим в отделение. Поднимается жуткий шум. Одни орут: «Жулика поймали!», другие: «Он не жулик!» Дежурный милиционер выгнал всех, включая обвинителей, в коридор, обыскал меня, не нашел «тех пятидесяти рублей» и выпустил через другую дверь. Я убежал.
Шапочник меня спас. Он работал на рынке, шил шапки милиционерам и другим важным людям. Шапочника знали, и, когда он твердо сказал, что я не жулик, милиционер ему поверил.
Теперь представьте себе, как я ходил по улицам после второго побега… Я уже понял, что всю эту историю устроило КГБ. Оказывается, им было приказано довести дело со мной до конца, прошел месяц или полтора, а приказ все не выполнен. Они и придумали способ. Если бы не этот шапочник, не миновать мне новой статейки в газете под каким-нибудь броским названием вроде: «Слава Всевышнему на устах, а краденые деньги – в кармане».
Недавно я узнал, что внучка того шапочника приехала в Израиль. Я дозвонился и расспрашивал ее про деда. Оказалось, она хорошо помнит этот случай: дедушка рассказывал, что у меня был тот еще вид, когда меня вели по городу, как жулика. Еще бы!
ГАМ ЗУ ЛЕ–ТОВА
Перебраться в Ташкент меня вынудили неприятные события. Но – гам зу ле–това (и это к лучшему). Таковы расчеты Всевышнего. Если бы нас из Казани не вытолкнули, мы бы сами не уехали. А в переезде была и хорошая сторона.
Из Ташкента легче выпускали в Израиль (нас выпустили через двенадцать лет после переезда, в семьдесят втором году), здесь не так чувствовался гнет советской власти.
В Казани опасно было держать дома еврейские книги, даже сидур, а в Ташкенте – можно. Пусть тайно, но желающие могли учить Тору.
Не так страшно было не работать в субботу. Приходилось поступаться деньгами, найти такую работу было трудно, но работа была.
В Ташкенте была дружная ашкеназская община, семей семьдесят, среди них – много хабадников. Если кто-то поступал неверно, было кому поправить.
У детей появилась еврейская среда, еврейские друзья, и это было особенно важно.
Мы сблизились с семьей Владимира Ароновича и Елизаветы Яковлевны Кругляк. Это были добрые симпатичные люди. Несмотря на важную должность, Володя, рискуя, прятал у себя всех, кому надо было скрываться от властей. Мне он сказал: «Вы с семьей будете у нас сколько понадобится». Один человек скрывался у Кругляков полтора года, там и умер (у этой тайной жизни во всем были свои приемы, были хитрости, которые позволяли похоронить такого «неизвестного»).
«У нас была большая квартира, и все хупы ставили у нас – это же следовало делать в тайне. Субботние свечи я зажигала в таком уголочке, чтобы не видно было из окна, задергивала шторы.
Семьи, соблюдающие мицвот, знали друг друга и сообща заботились о нуждах общины.
В пятьдесят втором году мужа уволили с завода. А он с этим заводом из Москвы приехал! В доносе написали, что каждую субботу за ним приезжает такси (!), и он едет молиться…
Когда его увольняли, начальник сказал:
– Что делать, если приказано очистить завод от евреев? Сегодня ты, а завтра я… Как только умер Сталин, мужа опять позвали на завод… … Когда приехали Зильберы, они стали нам как родные».
Из рассказа Лизы Кругляк.
В этом доме бесплатно устраивались свадьбы, для которых Лиза Кругляк сама готовила еду. Кругляки много занимались «шлом байт» – примирением семей. Позовут родственников, друзей неладящей пары, и в десять – пятнадцать голосов разбираются, мирят. А сколько денег они раздавали людям, сколько давали в долг!..
ТРУДОУСТРОЙСТВО
У меня не было документов, чтобы официально устроиться на работу. Но Кругляк устроил меня в автотранспортную контору. Я должен был три раза в неделю с шести вечера до шести утра стоять и записывать номера прибывших машин и время прибытия.
Я сразу же договорился с одним узбеком, что буду платить ему три рубля с тем, чтобы в пятницу он задерживался на два часа. Это позволяло мне являться позже – в этот день недели я добирался туда пешком. Записывать номера машин я в этот день не мог и заучивал их наизусть. Наутро я должен был сообщить секретарше номера всех пятнадцати – шестнадцати машин и время, когда они прибыли!
Однажды по просьбе узбека я заплатил ему за три недели вперед, а он меня подвел. Меня уволили за прогул.
Меня устроили в строительную контору к одному корейцу. Я отдавал ползарплаты, чтобы в субботу не работать. Работал я, пока начальник не попался на фальшивых ведомостях: он оформлял на работу несуществующих людей и получал за них зарплату. Я немедленно уволился, чтобы не угодить в это дело.
Какое-то время я работал в неофициальной переплетной мастерской. Она ютилась в помещении какой-то другой организации, и мы приходили туда по ночам, когда «нормальные» работники уже уходили домой. Как-то все закончили работу и ушли, а я остался прочесть вечернюю молитву. Вдруг входит охранник:
– Что ты тут делаешь?
Я ему показываю на рот – не могу, мол, говорить. Он ушел. Спустя несколько дней, когда все пришли за зарплатой, он спрашивает:
– А где ваш немой?
Потом я попал в картонажный цех, где начальником был еврей Оке, бывший прокурор. Я работал у него гораздо больше восьми положенных часов, таскал тяжелые рулоны бумаги, весом в пятьдесят килограммов. В субботу я приходил, но не работал, и за это отдавал ему три четверти зарплаты: вместо двухсот сорока рублей получал шестьдесят.
В конце каждой недели Оке начинал меня запугивать, надеялся – уступлю:
– Я думал, как-нибудь вытерплю твою «субботу», но – не могу. Абрашкин из профкома недоволен.
Я тут же пишу заявление: «Прошу освободить по собственному желанию».
Он машет рукой:
– Ладно, поглядим еще немного. И так – каждую неделю.
Как-то Оке поругался с напарником, а зло сорвал на мне: выдал не шестьдесят рублей, а сорок. Я спрашиваю:
– В чем дело?
– Ни в чем. Вот так, и все.
А деньги нужны были позарез. Надо было отправить больного сына в санаторий. Деньги на билет я в последнюю минуту все же достал. Но оставим это.
Из книги «Чтобы ты оставался евреем»
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
