Еврейский Мир

Однажды серой холодной осенью я сочинил стихотворение. Оно называлось «Прощай, Америка». Для тех, кто не читал, я воспроизвожу его, не разбивая на строфы в целях экономии пространства.
Прощай, страна моя родная! Прощай, Америка! Вот-вот над континентом засияет социализма небосвод. От Сан-Диего до Детройта, от Айдахо до Теннесси мы наш, мы новый мир построим, как на советской, на Руси. Долой капитализма рабство! Мы, без сомнений и помех, перераспределим богатство, чтоб было поровну у всех. Получат равные зарплаты все дети солнечной страны: не будет бедных и богатых, бедны все будут, но равны. Мы к цели рвемся неуклонно, уж наши чаянья близки, уже построены в колонны Acorn’а славные полки. Звучит сигнал: «Вперед, к надежде!» Народ ликует: «Yes, we can!» И скромный ОН в простой одежде нас к горизонту перемен ведет. Раздумывать не нужно: ОН держит руку на руле. А мы протянем руку дружбы Венесуэле, «Хизбалле», ХАМАСу, Северной Корее, Ирану, Кубе — всем подряд. Мы извинимся, покраснеем, и нас, наверное, простят. Мы их накормим — всех, конечно (ведь больше нет у нас врагов), и будет нас любить сердечно весь мир голодных и рабов. Не будет нам пути обратно, мы как один пойдем вперед. Мы будем всех лечить бесплатно, чтоб здоровел у нас народ, мы будем все любить друг друга, ЕГО, родного, — обожать, мы запретим и нефть, и уголь, планету чтоб не засорять. В своем стремлении упорном убить капитализма зло мы остановим global warming — преступных бизнесов тепло. И будут дети повсеместно стихами хором говорить, родного лидера за детство счастливое благодарить. Не станут поклоняться люди неузаконенным богам. В особенном почете будет ЕГО религия — ислам. Ни христианство, ни еврейство не будут более в ходу. А ЦРУ, гнездо злодейства, мы просто привлечем к суду. А следом — мы в победном звоне врагов начнем крушить вразнос, засевших тайно в Пентагоне и на TV, в канале Fox. Партийных разногласий раны пройдут, как сон, сойдут, как снег, и все республиканцы станут социалистами навек. Все будут счастливы, до страсти себя и ближнего любя, а если кто не будет счастлив — пускай пеняет на себя. Темнеет небо, блещут звезды, сковал мороз теченье рек. И бьет озноб: неужто поздно остановить безумства бег? Как мы ни прятались, опять нам грозит социализма зверь. Все так знакомо! Так понятно! Опять бежать? Куда теперь?

Поставив заключительный знак препинания, я послал стихотворение двадцати близким друзьям и стал ждать их реакции. Ждать пришлось недолго. Друзья откликнулись в тот же день. Их отзывы, естественно, были одобрительными. Я сказал «естественно», поскольку никаких других отзывов от близких друзей не ожидал. Конечно, друзьями могут быть люди, не обязательно разделяющие политические взгляды друг друга. Но вот близкие друзья — на то и близкие, чтоб быть вашими единомышленниками.
Ах, до чего же странно мы с вами устроены, дорогой читатель! Мы любим музыку и литературу. Мы интересуемся новинками технологии. Мы со спокойной радостью делимся друг с другом впечатлениями о фильмах или своих путешествиях. Но ничто не вызывает у нас такого кипения крови, как политика. Стоит прикоснуться к любой теме, так или иначе связанной с политикой, как мы приходим в бешенство. Мы начинаем брызгать слюной, как петергофские фонтаны. Мы галлонами расплескиваем адреналин. Мы теряем свою благородную сдержанность и превращаемся в визгливых бабуинов. И не надо объяснять это нашим советским прошлым, заложившим в нас семя нетерпимости. Точно так же ведут себя наши сограждане американского, ирландского, латиноамериканского, китайского, пакистанского, итальянского и любого другого происхождения, когда дело касается политики. Похоже, что политическая страсть — это явление не культурно-расовое, а чисто физиологическое.
Но я отвлекся. Итак, с похвалой отозвавшись о моем стихотворении «Прощай, Америка», каждый из моих двадцати близких друзей сообщил, что посылает его своим двадцати близким друзьям. Мысленно проэкстраполировав этот процесс, я представил себе картину цепной реакции или снежного обвала и затаил дыхание. Реальность переплюнула мое воображение. В течение следующих двух дней стихотворение сделало несколько плавных кругов, и все, кого я знал, получили его по пять и более раз от близких и неблизких знакомых. Одновременно стихотворение начало плодиться в кибернетическом пространстве, то есть в Интернете, и вскоре я стал получать отзывы от малознакомых и вовсе незнакомых людей (ох уж эта электронная почта!).
Качество отзывов изменилось. Теперь наряду с отзывами одобрительными и восторженными стали приходить отзывы ругательные и негодующие. Я понял, что прорвалась некая невидимая оболочка, и стих вышел за пределы круга моих единомышленников. Те, кто были за пределами этой оболочки, выражали свое политическое противостояние по-разному. Один наиболее деликатный человек написал, что он категорически не согласен с моим стихотворением и готов вступить со мной в спор.
Я его вызов не принял и в спор вступать не стал. Не потому, что струсил, а потому, что не понимаю, как можно соглашаться или не соглашаться со стихотворением. Мне даже стало обидно: я тут, понимаешь, мучился, не спал ночами, подбирал рифмы, чтобы точнее выразить свои тонкие поэтические чувства, а он — на тебе — не согласен. Ведь это поэзия, елки-палки, можно сказать, полет трепетных эмоций, а не хрен собачий! Не можете ведь вы соглашаться или не соглашаться, скажем, вот с чем-то таким:
Зима!.. Крестьянин,
торжествуя,
На дровнях
обновляет путь…
А если ваш скромный автор — не Пушкин, так уж сразу с ним надо не соглашаться? Но вскоре я перестал обижаться на этого своего невидимого оппонента и даже полюбил его. Потому что другие оппоненты повели себя совсем уж по-свински. Они даже не пытались соглашаться или не соглашаться или приводить какие-нибудь доводы. Они просто обзывали меня последними словами, кто во что горазд. Один человек с застенчивым именем Саня написал, что в моем стихотворении «бездарность формы достойно соперничает с узколобым кретинизмом содержания».
Он написал это заглавными буквами, да еще и самым крупным шрифтом, какой нашел в компьютере, по-моему, №72. Видимо, чтобы звучало убедительнее. Прочитав этот отзыв, я, конечно, немного обиделся, но еще больше испугался за Саню. Надо же, думаю, изрыгать столько злости по пустякам! Так и инфаркт схлопотать недолго. Мне даже стыдно стало: вот, думаю, до чего я довел человека своим безответственным рифмоплетством!
Но тут, слава Б-гу, защитник нашелся, анонимный. Тоже человек, склонный к поэзии. Он меня не дал в обиду. Он написал так:
Прочел ответ и сразу поразился, пытался разобраться не спеша: ну почему так Саня разозлился, как будто голой ж… — на ежа? Ну, не согласен с формой — допускаю, и рифма, может, не всегда верна, но я ведь тоже много пропускаю их ультралиберального говна. Мне очень стих понравился, к примеру (и точно знаю, что я не один), как новый красный галстук — пионеру. Так что ж теперь, выходит, я — кретин? Уже тошнит от этих разговоров, и убеждать кого-то стало лень. Одно я понял в результате споров: что левизна — не детская болезнь.

Оцените пост

(ещё не оценено)

Загрузка...

Поделиться