Роль журналистов из западных газет и работников американского посольства, с которыми мы общались, была в нашей жизни чрезвычайно велика. Гласность, которую они обеспечивали, являлась нашей единственной защитой в противостоянии с организацией, которой, история показала, по силам и уничтожение миллионов людей, и высылка целых народов. Посольства и корпункты западных информационных агентств и газет находились в Москве, так что московские отказники были в лучшем положении, чем наши периферийные собратья. Конечно, когда КГБ устраивало провокации евреям-отказникам вне Москвы, информация быстро находила путь в столицу и через московских отказников — на Запад. Всё же московские отказники могли себе позволить заметно больше.
Активная борьба за выезд привела в тюрьму за годы нашего отказа и москвичей: Анатолия Щаранского, супругов Слепаков, Иду Нудель, Виктора Браиловского, Иосифа Бегуна, Александра Холмянского, Бориса Чернобыльского, Володю Бродского. Но в Москве нужны были более «веские» причины, чтобы оказаться в заключении, чем на периферии. Особой гнусностью нравов было известно тогда украинское КГБ. Так, киевлянина Володю Кислика, учёного-ядерщика, КГБ жестоко избило, а потом в марте 1981 года засадило в тюрьму на три года за нападение на женщину, которую Володя впервые в жизни увидел только в зале суда. О таких провокациях в Москве я не слышал.
История Володи Кислика оказалась связанной с моей семьёй. Белла, моя сестра, опекала Кислика в годы его заключения, а когда весной 1984 года его освободили, вышла за него замуж и переехала к нему в Киев. Позже они перебрались в Москву. Отпустили Беллу и Володю только весной 1989 года. Поселились они в Иерусалиме, где Володя после семнадцати лет отказа сумел восстановить свой научный уровень и стать профессором Иерусалимского университета.
Важной «группой поддержки» отказников были частые визитёры из еврейских организаций западных стран. Они привозили книги, которые по прочтении передавались следующим читателям, вещи, поддерживавшие унылый быт отказников. И главное, эти люди представляли духовную свободу, почти неизвестную в СССР субстанцию.
Бесправные затравленные отказники, на годы, а то и на десятилетия оторванные от своей профессиональной жизни, чувствовали себя как отстранённая от супружеских обязанностей гаремная жена. Мы не могли, как прочие граждане СССР, удовлетворять потребности коммунистической власти. И в то же время гэбэшные евнухи не давали нам покинуть свой советский гарем. Пройдёт полтора десятка лет, и эти гэбэшные евнухи, как случалось не раз в древних сатрапиях, захватят в стране власть.
И вот, в этом мире отчаяния появлялись свободные люди. На меня произвела большое впечатление встреча на квартире нашей приятельницы с двумя религиозными еврейскими студентами из Англии. Выслушав сетования московских евреев на тяжесть отказнической судьбы, один из них сказал нам:
— Вы не понимаете — это не вы прикованы к стене, это стена прикована к вам. Вы же можете заниматься духовным совершенствованием. Это означает, что вы — свободные люди. Давайте лучше, чем обсуждать вещи, от нас не зависящие, я вам объясню проблемы написания буквы «ламед» в священных еврейских текстах.
Студент взял со стола салфетку и стал на ней рисовать, объясняя различия в школах написания буквы «ламед».
Я долгое время после этой встречи пытался осознать ощущение свободы, исходившее от этого «ешива-бохера».
Наша борьба за выезд проходила вне всякой гармонии с организацией, занимавшейся защитой государственной безопасности СССР. Некоторые действия КГБ относительно нас были откровенно глупы.
Когда Аня в Таллинне боролась за звание чемпионки СССР, а я ей в этом помогал, наш трёхлетний сын Давид жил у моих родителей. Через несколько дней после нашего отъезда моя сестра Белла повезла Давида в поликлинику, к которой мы были прикреплены. Поликлиника находилась рядом с нашим домом, в полутора часах езды от квартиры родителей. После посещения поликлиники Белла решила зайти в нашу квартиру погреться. Но не тут то было. К немалому её удивлению, все окна и балконная дверь, а также почему-то и дверцы всех шкафов в нашей квартире были открыты, по квартире гулял ледяной декабрьский ветер и летала какая-то птица (тут я КГБ не переоцениваю — птица наверняка залетела сама). Окна закрыть была не проблема. Труднее изловить птицу. Глупое существо забилось под газовую плиту, где её и настиг наш сын. После этого на балконе он освободил невольную соучастницу гэбэшной провокации.
В следующий раз Белла и Давид приехали в нашу квартиру в день моего с Аней возвращения из Таллинна. Белла планировала приготовить обед. На этот раз окна были закрыты, зато ванная комната и кухня были затоплены водой. Так как краны везде были закрыты, готовившие квартиру к нашему возвращению, наверное, работали вёдрами. Или затопили квартиру, а потом закрутили краны.
Белла нашла у нас для себя и для Давида резиновые сапоги и стала вычерпывать воду. Вооружившись маленькой баночкой, Давид принялся помогать ей.
Когда они закончили «мокрую» работу, появились два мужика и предложили, что за 70 рублей они могут «не раздувать скандал», связанный с безобразиями в нашей квартире, когда в опасности оказалась и квартира этажом ниже. В этот момент, вспоминает Белла, из лифта появился я. Узнав, в чём дело, я завопил на мужиков: «Вон отсюда, провокаторы!» И те моментально последовали моему «совету». Дача взятки «должностным лицам», конечно, украсила бы моё досье в КГБ.
Видно, реагировать со всей своей мощью на наши демонстрацию и голодовку гэбэшникам не позволили, и те решились на мелкие пакости.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
Дорогой Борис! Спасибо за прекрасно сказанную фразу — это не вы прикованы к стене, это стена прикована к вам! Она формулирует наше ощещение внутренней личной свободы, которое ни от кого и ни отчего не завист.